Его запах не отпугивал
тварь, а, наоборот, приводил в форменное неистовство, заставляя
кидаться на створки. Расхаживая по залу, Ш’янт иногда подходил
достаточно близко к барьеру и с улыбкой прислушивался, взяла ли
бестия очередной разгон.
Как бы Клаудия не
кичилась своей охраной, магией и запорами, а железо всегда
оставалось железом. Сделать замки и петли из люза – это не путь
людей. Они таким себя не утруждали.
Была нужна лишь
крохотная щель, не больше волоска, чтобы зов вырвался
наружу.
Ш’янт не без труда
переделал знакомую формулу призыва. Она не очень годилась для
людей, больше для его приближенных, но особого выбора не
было.
То и дело в голове
мелькали истлевшие образы далекого прошлого. Мир, который пришлось
оставить, чтобы отвоевать свое. Первородная совершила ошибку,
позарившись на иномирские секреты. Она отняла у них формулы,
обманом выкрала все те наработки, ради которых некоторые
пожертвовали жизнями.
Граци обвинял Ш’янта в
недальновидности, поспешности и эгоизме, но король делал то, чего и
ждали от короля. Пытался вернуть украденное.
Мог ли он вернуть
иномирцев домой?
Теоретически?
Да.
На практике? Ш’янт не
был уверен, что есть куда возвращаться. В тот момент, когда он
ушел, Энкул раздирала война. Разумеется, трон не остался без
присмотра доверенного лица: Ш’янт не мог бы назвать никого более
достойного чем Р’едес, его наставник и единственный друг, но прошло
добрых триста лет…
Тряхнув головой, он
отогнал навалившуюся горечь.
Не время сейчас
думать об этом! Время открыть проклятую дверь и позвать
дэр‑ла!
– Давай, тварь, порадуй
папочку! Разгонись, как следует!
***
Удар хлестнул по щеке,
как плеть.
Под подошвами ботинок
заскрипели и рассыпались в пыль мелкие камешки, на подбородке
застыла и сорвалась вниз капля алой влаги.
Отлетев назад и едва
сохранив равновесие, Май выпустила из рук клинок. Тот лишь слабо
звякнул, упав в пыль, будто упрекая хозяйку в
неосторожности.
Рот затопил
металлический привкус крови. Май коснулась пальцами разбитой губы,
с ненавистью посмотрела на наставницу. Та нависла над ней, как
скала, на лице расползлась презрительная усмешка. Плотная и
ширококостная, бугристая, как мешок с картошкой, Базель с
невиданной ловкостью крутила в руке меч. Дуги, выписываемые
острием, светились, оставляя в воздухе алые росчерки. Или это
просто солнечные блики играли на стали?