
Порт оглушал.
Разгружались торговые корабли. Массивные грузчики, обливаясь
потом, волокли сундуки и мешки, разражались всплесками брани в тех
случаях, когда пересекались траекториями. Специальные сигнальные
рожки пронзительно разрезали воздух своими резкими звуками,
организуя ход причаливающего корабля. Неподалеку у склада
надрывались собаки хоровым ором. С другой стороны зазывали-торговцы
расхваливали свои товары. Перебить их надрывно пытался уличный
музыкант, который со своей гундосой трубой хотел заработать
несколько монет. Неподалёку, на верфи, раздавились стук молотков и
визг пил, и иногда, ровно, мерно, глухой мощный бух чего-то
тяжёлого.
Только сошедший с трапа и стоящий посреди всего этого
оглушающего бедлама Дерек нервно сглотнул. Его, ко всему, ещё и
покачивало после долгого водного пути — тело не могло так резко
осознать, что под ногами уже твёрдая земля, а не палуба.
Он сделал несколько неуверенных шагов по припортовой площади.
Почти-товарищи, ставшие отчасти знакомыми благодаря плаванью,
весело расходились кто куда — некоторые и сами жили в Аньтье, иные
планировали дальнейшую поездку вглубь страны, домой, третьи
собирались перекантоваться некоторое время и уйти в следующее
плавание — к берегам Либерии, на юг.
Среди них Дерек один был неприкаянным.
У него, впрочем, было предложение попробовать себя в качестве
юнги от боцмана, письменная рекомендация от Этрэна и дружелюбное
«заходи, вместе прошвырнёмся по притонам» от одного из
наёмников.
В общем и целом это никак не отвечало на вопрос, куда податься и
что делать.
Дерек, заплетаясь нога за ногу, проковылял до конца площади,
чувствуя, как страх всё сильнее овладевает им.
Он впервые оказался в ситуации столь неконтролируемой и зыбкой.
Детство и юность он провёл в родном посёлке, где каждый знал
каждого и мог посчитаться на десять поколений назад знакомствами.
Там он всегда мог рассчитывать на помощь и поддержку.
После он оказался при Грэхарде, и здесь ему вообще больше ни о
чём не нужно было беспокоиться.
Даже собственно сам побег не был таким страшным там и тогда: в
Ньоне у него было множество знакомых, к которым так или иначе можно
было обратиться.
Здесь же у него не было никого, и он совершенно не знал, куда
идти.
Ему было страшно. Его оглушал город, а ещё больше — оглушала
неизвестность, тотальная и неконтролируемая неизвестность. Где
заночевать, что поесть, как раздобыть денег, как, в конце концов,
устроиться? Он даже не знал, что вообще есть в Аньтье, какие люди
тут живут, где можно искать работы или пристанища.