- Ага, хочешь меня в двадцать один год вдовцом сделать?
- Пожалуйста, просто оставь меня в покое!
Он ничего не отвечает и, судя по повисшей тишине, всё-таки оставил. Через несколько минут за окном слышится шум мотора и скрежет открывающихся ворот.
Плохо так, что хочется расплакаться, как в детстве. Раньше, когда я болела, за мной ухаживала мама, потом Цветкова - ставила горчичники, поила какой-то дрянью, а сейчас я совсем одна, в чужом доме, без лекарств. Если я умру, меня даже не сразу обнаружат...
Вытянув руку из-под одеяла нашариваю на прикроватной тумбочке мобильный и пишу Цветковой смс, что заболела и в случае безвременной кончины завещаю ей свои три миллиона и клатч со стразами. А потом неожиданно снова засыпаю.
***
- Ромашкина-а.
Опять?! Ну опять?
Мокрая и горячая словно грелка выныриваю из-под одеяла и вижу перед собой Малиновского. Плечи и волосы у него влажные, кажется, он попал под дождь. И точно - по вискам бегут мокрые дорожки.
Бегло смахнув с лица капли, он берёт с тумбочки какие-то коробки, что-то шуршит, затем до ушей, словно из-под толщи воды доносится звон ударов ложки о края чашки.
- Короче, я ни черта не соображаю в таблетках, я и болел-то от силы раз пять за всю жизнь, но в аптеке посоветовали вот это. Это от температуры, это от горла, а эти штуки от кашля ...
- У меня нет кашля, - хрипло парирую я и натыкаюсь на строгий взгляд:
- Пей, - он протягивает мне пахнущую химическим лимоном жидкость в высоком стакане и две красно-белые пилюли.
Тяжело приподнимаюсь на локтях и послушно выпиваю всё предложенное. Какая разница, от чего умирать: от температуры или отравления.
Малиновский, нахмурив брови домиком, стоит напротив и выглядит трогательно милым. Озабоченным. Смотрю на него поверх стакана и шмыгаю носом.
- Ты пары прогулял, что ли?
- А, - беспечно машет рукой, - ерунда. К тому же погода дрянь, дома лучше. Я там внизу буду, если что - маяк скинь, поднимусь.
Стягивая по пути косуху бесшумно идёт на выход. Дождь уютно стучит по стеклу, горячее пойло так приятно проходится по раздражённому горлу...
- Малиновский, - окликаю его голосом Джигурды, и Богдан, держась за дверной косяк, оборачивается. - Ну это... спасибо тебе.
- Спи, Ромашкина, - произносит без всякой иронии и тихо закрывает за собой дверь.
14. Часть 14
***