- Инициативу проявил товарищи командующий. Как решите так и
будет. Думаю с одной стороны я суток на трое ареста тяну, а с
другой, может жизни наши через полгода спасаю. Здесь у меня
обстоятельная служебная записка, обосновывающая мои действия. Хочу
на завтра записаться к Вам на прием на личную беседу, ответить на
все ваши вопросы и выслушать Ваше решение. Дело настолько серьезное
и считаю секретное, что прошу Вас ни с кем не обсуждать до беседы
со мной, мою служебную записку и мои действия.
- Даже так.
- Да. И еще прошу утвердить пост по охране оружия и боеприпасов,
и имущества - выставленный мной. Пока к решению всех вопросов,
связанных с моими предложениями решать только силами моего экипажа,
чтобы устранить возможность утечки информации.
- Хорошо. Раз такое дело, то запрещаю Ваш сход на берег, до
решения вопроса.
- Командир дивизиона, Всеволод Александрович - обеспечьте. Пост
утверждаю. Завтра решим как далее будет. И покажите нашего героя
доктору. Пусть его посмотрит и Вам доложит результаты.
В том, что Николай Осипович не ляжет спать пока не прочтет мою
служебную записку и приложения к ним я не сомневался. Вероятность
мгновенного вызова НКВД и взятие меня под стражу тоже была, но
маловероятна. Абрамов был поставлен командовать формирующейся
флотилией не просто так, в этом случае тихоня боящийся шага ступить
без команды сверху, или очковтиратель создающий мыльные пузыри
такую работу не в состоянии тянуть.
Грамотный, инициативный, умеющий быстро реагировать на изменения
обстановки командующий флотилии, явно должен увидеть в моих
предложениях не только возможность с моей помощью сделать себе имя
и авторитет, но и действительно с помощью моих нововведений поднять
уровень флотилии.
Шанс попасть в лапы НКВД был существенен. Героем я тоже не был.
Поэтому и подстраховался в Николаеве. Как говорится на крайний
случай.
Вторую ночь после выхода из госпиталя, я провел не в каюте
ИП-22, а в путешествии по ночному Николаеву, в район Обисинии, к
единственно близким мне людям в городе - в семью своего отчима.
Отчим в свое время, заменил мне отца, а его мать - бабушку. Фамилии
у нас разные и никто в не смог бы связать меня с этой семьей. Там
остались два пакета на имя товарища Иванова (Сталина) в Москве и
товарища Берия. Если я не пришлю через два месяца простенькую
телеграмму, то оба пакета должны были начать свое движение в Кремль
и на Лубянку. Доказать что командир корабля вдруг стал другим
человеком будет ох как трудно, ведь даже ДНК не поменялось. Не
говоря уж об отпечатках пальцев.