“Вот и узнаем, чего стоит кинжал”, — подумал я, опуская руку к
ножнам. Увидев, чем я собираюсь сражаться, парни лишь ухмыльнулись.
Я проверил их уровни: двадцатый и двадцать второй. Что ж, все будет
зависеть от моего мастерства, если, конечно, на них не слишком
крутые шмотки, в чем я сильно сомневался: носили они самую простую
одежду, разве что у того, с топором, были стальные наручи и
поножи.
— Ну давай! — выкрикнул счастливый обладатель наручей и бросился
на меня. Я мельком взглянул на Мираж, смотревшей на нас
заплаканными глазами. Лезвие топора со скрежетом вгрызлось в
кинжал. Мужчина удивленно расширил глаза. Я резко убрал клинок, и
враг не успел сделать новый замах. Нож вошел между его ребер чуть
левее грудины, туда, где пряталось сердце. После кучи смертей я
теперь точно знал, где оно у человека. Топор глухо упал на землю,
игрок безмолвно глотал ртом воздух, оседая на колени, не помогли
ему ни наручи, ни поножи. По виду второго я понял, что убил
сильнейшего из этой парочки. Но медлить было нельзя. Я скользнул
вперед и уклонился от неумелого выпада. Все же быстро и внезапно
махать увесистым молотом было невозможно, и я заранее знал, куда
придется удар. Второго решил не убивать. Всадил нож в ладонь и
ударил ногой в колено. Он вскрикнул и подался назад, тогда я ударил
снова, вложив всю силу, и его нога выгнулась в обратную сторону. Он
грохнулся наземь и отполз к стене, громко стоная. Я быстро
освободил первого от бремени наручей и понож. Вещи оказались
редкого качества и неплохо добавляли к характеристикам. Его топор я
зашвырнул в другой конец переулка, и наконец смог добраться до
девушки.
— Где мои вещи? — спросил я, удивляясь спокойствию своего
голоса, схватил чертовку за ворот и поднял на ноги.
— Что с тобой стало… — прошептала она испуганно.
Я непонимающе наклонил голову.
— Люди не меняются так быстро… — пищала она, чуть не плача, —
кто ты? Неужели эта игра может… — голос ее обрывался из-за
сдерживаемых где-то в глотке рыданий, — может вот так менять
личность?
Перед глазами пронесся ряд сцен: жгучая брюнетка, обдавшая меня
запахом свежести у входа в ванные, я, стоящий на коленях в душевой
кабинке на залитом кровью поле, безумной улыбающийся и уже
замахнувшийся, чтобы пронзить себе сердце, и наконец черная,
непроницаемая маска Ника с кругом голубого, загадочного и
непостижимого света. На какую-то долю секунды радость поднялась из
недр груди, радость, что я смог вырасти над собой. Но эта радость
претила моей новой модели поведения, которой я хотел жить.
Радоваться тому, что ты смог хладнокровно избить двух противников
равносильна признанию, что одолеть сразу двух врагов — это что-то
экстраординарное, то, чем следует гордиться. Я должен был думать
иначе. Я должен быть хладнокровным. Бесчувственным и фанатичным.
Как подземный ученый, ни на секунду не прекращавший своих
исследований, что были ему дороже собственной жизни.