– Вот еще, вас, сволочей, кормить, – раздается с рабочей полки чей-то внушительный бас.
Урка подымает голову.
– Да вот хоть и неохотой, да кормите же. Что ты думаешь, я хуже тебя ем?
– Я ни у кого не прошу.
– И я не прошу. Я сам беру.
– Ну вот и сидишь здесь.
– А ты где сидишь? У себя на квартире?
Рабочий замолкает. Другой голос с той же полки подхватывает тему:
– Воруют с трудящего человека последнее, а потом еще и корми их. Мало вас, сволочей, сажают.
– Нас, действительно, мало сажают, – спокойно парирует урка, – вот вас – много сажают. Ты, небось, лет на десять едешь, а я – на три года. Ты на советскую власть на воле спину гнул за два фунта хлеба и в лагере за те же два фунта гнуть будешь. И подохнешь там к чортовой матери.
– Ну это еще кто скорее подохнет…
– Ты подохнешь, – уверенно сказал урка. – Я – как весна – так ищи ветра в поле. А тебе куда податься? Подохнешь.
На рабочей наре замолчали, подавленные аргументацией урки.
– Таким прямо головы проламывать, – изрек наш техник.
У урки от злости и презрения перекосилось лицо.
– Эх ты, в рот плеванный. Это ты-то, чорт моржовый, проламывать будешь? Ты, брат, смотри, ты, сукин сын, на нос себе накрути. Это здесь мы просим, а ты куражишься, а в лагере ты у меня будешь на брюхе ползать, сукин ты сын. Там тебе в два счета кишки вывернут. Ты там, брат, за чужим кулаком не спрячешься. Вот этот – урка кивнул в мою сторону – этот может проломать… А ты, эх ты, дерьмо вшивое…
– Нет, таких… да… таких советская власть прямо расстреливать должна. Прямо расстреливать. Везде воруют, везде грабят…
Это, оказывается, вынырнул из под нар наш Степушка. Его основательно ограбили урки в пересылке, и он предвидел еще массу огорчений в том же стиле. У него дрожали руки, и он брызгал слюной.
– Нет, я не понимаю. Как же это так? Везут в одном вагоне. Полная безнаказанность. Что хотят, то и делают.
Урка смотрит на него с пренебрежительным удивлением.
– А вы, тихий господинчик, лежали бы на своем местечке и писали бы свои покаяния. Не трогают вас – так и лежите. А вот часишки вы в пересылке обратно получили, так вы будьте спокойны – мы их возьмем.
Степушка судорожно схватился за карман с часами. Урки захохотали.
– Это из нашей компании, – сказал я. – Так что насчет часиков – вы уж не троньте.
– Все равно. Не мы – так другие. Не здесь – так в лагере. Господинчик-то ваш больно уж хреновый. Покаяния все писал. Знаю – наши с ним сидели.