Причин Калли спрашивать
не стала — она и так назвала бы десяток.
Но Калли почти не
сомневалась, что супруг ещё откроет настоящее лицо. Вопрос стоял лишь о том,
когда это произойдёт. И вот, когда они добрались до берега реки, роковой день
настал.
Все последние дни Эжена
разрывали на части две противоречивших друг другу идеи. Он пытался от них
отвлечься, подолгу отъезжал на другой конец кортежа и заводил разговоры со
старым другом, но болтовня Клода о лошадях никак не избавляла от тягостных
размышлений о супруге, стройная фигура которой продолжала мелькать впереди.
С одной стороны, у Эжена
имелся вполне последовательный план: не консуммировать брак, не создавать себе
лишних проблем. По приезде в Облачный город поселить супругу в дальнее крыло,
наладить поступление Звёздной пыли на склады августа — и отправиться
домой.
План может и был прост,
но прореху в нём проделали слова Фабриса о том, что никто из них не знает
обычаев севера, а также о том, что Калли не рождена для такого брака.
Казалось бы, тем лучше
для обоих. Значит, разрыв со случайным и недолгим супругом не должен её ранить.
Но не тут-то было. Вместо того, чтобы планировать, как распределить доход от
новых земель и урвать немного себе, Эжен невольно пытался вообразить, что же
всё-таки представляет из себя супруга.
Он уже успел заметить,
что герцогиня бывает холодной и бывает грустной, но никогда не бывает веселой.
Что она жестока к тем, кто причинил ей боль, и довольно умна. А ещё — что
она хрупка, и задеть её за живое очень легко — хотя Калли и старается
скрыть эмоции изо всех сил.
Эжену чудился в ней
какой-то надлом, неестественный изгиб. И хотя он не любил заниматься лечением
чужих душ, загадка Калли всё же притягивала его.
Теперь, когда Эжен
нащупал невидимые границы и более не переходил их, Калли стала с ним спокойна и
вежлива. Она легко соглашалась рассказывать о своей стране, но никогда о себе.
Она умела слушать, но умела и говорить. И чем больше времени Эжен проводил с
ней рядом, тем сильнее хотел увидеть улыбку на её узких бледно-розовых губах.
За день до того, как они
въехали в портовый город, всё-таки начался дождь. Дороги размыло, и оставалось
лишь благодарить небо за то, что они отправились в путь верхом, почти что не
взяв с собой телег.
Копыта лошадей час за
часом месили грязь, расплёскивая кругом коричневую жижу. Размокшая глина
оседала на ботфортах, а всё, что находилось выше, насквозь промокло.