– Благодарствую, господине, утешил!
– Пустое. – Улыбнувшись, боярин махнул рукой, дожидаясь, пока слуги уберут со стола посуду.
Отобедав, заговорили о деле. Как и предполагал тиун, княжья идея насчет поездки в Москву Аксену крайне не понравилась. Во-первых, без надлежащего пригляда обрушились бы коммерческие дела, а во-вторых – опасное это было дело, вынюхивать тайны московского князя.
– Заболеть, что ли? – скривившись, высказался об услышанном Аксен, больно уж не хотелось ему ехать ни в какую Москву.
– А и заболеть, – кивнул тиун. – И притом человечишку какого-нибудь князю подставить.
– Человечишку, говоришь? – Аксен внезапно оживился и радостно потер руки. – Есть у меня на примете один! Ежели сгинет в Москве, так здесь плакать никто не станет, многим он тут насолить успел. Да ты его тоже знаешь, Ивашко-скоморох, что теперь дворянином княжьим зовется.
К вечеру пурга улеглась, похолодало. Добрый морозец пощипывал лица прохожих, возвращающихся по домам с вечерней службы. Выходя из церкви, оборачивались, крестились на маковки, привычно выискивая в толпе знакомых.
– Иване!
Раничев обернулся и с улыбкой приветствовал старого своего знакомца, негоцианта Нифонта Истомина, стройного сорокалетнего мужчину с длинными, черными как смоль волосами и небольшой бородкой, больше напоминавшей просто щетину. С голым, чисто выбритым подбородком Нифонт уже не показывался – внял давнему совету Ивана не дразнить зря гусей. Поверх коричневого кафтана и ферязи на Нифонте была теплая овчинная шуба, крытая темно-красным сукном, точно такая же шуба, только покороче – полушубком – была и на Раничеве.
– Чтой-то давненько не заходил, Иване, – обняв приятеля, попрекнул Нифонт. – Зашел бы хоть посейчас, в шахматы бы сыграли.
– В шахматы? – хохотнул Иван. – Так ты все время выигрываешь! Ладно, ладно, не хмурься, пойдем, коль зовешь.
Оба свернули за угол. Раничев не виделся с Нифонтом всего-то дня три, когда последний раз брал уроки боя на мечах и саблях. Ристалища их, пусть и шутейные, носили все же довольно жесткий характер, и именно по настоянию Ивана, наконец-то получившего возможность овладеть-таки оружейным боем. А иначе как же? Он ведь дворянин все же! Да и для любого человека в это время – фехтовальное искусство не лишнее. А Нифонт Истомин владел им отменно, где и научился так? Раничев, конечно, догадывался – где, да предпочитал не спрашивать, чего зря вгонять людей в краску? Захочет, так сам расскажет, вот Нифонт и рассказывал иногда, садясь за шахматы. Да так, что Иван слушал, затаив дыхание, потому и проигрывался вчистую. Вот и сегодня, едва пришли – Нифонт жил на окраине, по-бобыльи, в полном одиночестве, хоть и в достаточно приличном, по местным меркам, доме – полутораэтажном, с просторной каменной клетью. Своих людишек у Нифонта не было – для работы по дому приходили нанятые слуги да горбатая бабка Устинья, дальняя родственница хозяина, варившая столь изысканные обеды, каковые, по мнению Раничева, было бы не стыдно подавать и самому князю. Вот и сегодня Устинья потчевала гостя совершенно потрясающими пирогами с тонкой полоской теста и начинкой из творога, каши с шафраном и маслом, мясом. Запивали белым крымским вином, чуть кислым, но довольно приятным и терпким.