Это было слишком тяжко. Я бы даже
сказал — почти невероятно. Я отказался от еженедельных посиделок с
друзьями в ближайшую пятницу, сославшись на занятость. Радовался
только Краснов — мой непосредственный начальник. Но и он не
выдержал.
— Что-то случилось? — спросил он меня
в четверг. — Ты безвылазно здесь. Не замечал я раньше за тобой
такого.
— Решил, что надо потрудиться
немного, — я почти что отмахнулся от него. Но начальник тоже молод,
проще воспринимает некое панибратство в офисе. Поэтому он не
обиделся, но все же подвинул свободный стул к моему рабочему
месту:
— Мне казалось, что я тебя хорошо
знаю. Ты любитель свободы. И постоянно где-то пропадал, но всегда
приносил деньги. Поэтому я тебя без проблем отпускал. Предоставил
отпуск после... того случая.
Тот случай — это еще один важный
момент. По следу принцессы пустили ищейку, который первым делом
нашел меня, порезал коллегу и оглушил охранника на входе. Все
обошлось без смертей, но офис долго гудел, вспоминая маньяка с
кинжалом, которого полиция так и не нашла.
На самом деле Павел Трубецкой
действовал хоть и грубо, но по уставу своей «организации». Я не
очень разобрался, что у них там в Империи за Третье отделение, но
полагал, что это своеобразная служба безопасности для членов
правящей семьи.
— Я ценю, — коротко ответил я,
оторвавшись от воспоминаний. — Поэтому предположил, что пока Костя
восстанавливается, надо немного компенсировать выпавшие рабочие
часы.
— А мне показалось, что ты замкнулся
в себе.
— Я и раньше такой был, ничего не
изменилось.
— Изменилось, точно тебе говорю, —
Краснов ткнул в меня массивным пальцем. Он и сам был человеком
крупным — не толстым, но крупным. Как бывший тяжеловес.
— Андрей Геннадьевич, я вам говорю,
что все в порядке! Если мне вдруг снова понадобится пропасть из
офиса, я непременно предупрежу, — заверил я начальника.
Тот бросил на меня полный подозрений
взгляд и ушел к себе. Хорошо еще, что только он меня
подозревает.
Больше всего я боялся, что дело
дойдет до моего сотрудничества с Павлом. Пока мы с ним искали
девушку, мне довелось подстрелить пару человек, а с одним еще и
сразиться на саблях.
Глубокая царапина на ребрах болела до
сих пор и никак не заживала, а вот остальные следы борьбы
постепенно сгладились, так что своего лица я мог уже не стесняться.
И, да, нос тоже пришел в норму, чего нельзя сказать о
гвардейце.