Весь мой мир остался где-то там, за
чертой.
Моя квартира, моя жизнь, моя работа,
мое будущее, которое еще могло бы сложиться.
Я теперь никто.
Меня не существует.
– Я не пойду на это.
Эктор расхаживал из угла в угол
кабинета и то и дело посматривал в окно. Над городом медленно
сгущались сумерки, четыре массивные башни собора Единого упирались
в чернеющее небо, и рассмотреть множество завитков и изгибов,
украшавших их стены, мужчина уже не мог.
В воздухе чувствовалось напряжение,
во рту перекатывался горький привкус полыни и остывшего чая, а уж
новости, что принес Ритер, стали той самой последней каплей,
которая была способна переполнить чашу терпения любого.
Какой же он дурак! Идиот,
кретин!
Он упустил свой единственный шанс
отомстить, так еще и повесил на шею пришлую.
Не заметил очевидного, не почуял
магию, а ведь его натаскивали лучшие из лучших!
Скорбь и гнев застелили глаза,
помешали и ослепили.
Хорош капитан! И ведь сам всегда
говорил, что рыцарь должен главенствовать над своими страстями, а
не поддаваться им.
И что теперь с ней делать? Эктор был
уверен, что отправить ее в Приют для таких же – самое лучшее
решение.
Не просто лучшее, а правильное.
Законное.
Указы Совета четкие и неподчинение
будет караться. Жестоко.
Он не хотел иметь ничего общего с
этой девчонкой, даже воздухом одним с ней дышать не собирался! В
ней все напоминало о проклятой колдунье, и плевать Эктор хотел, что
нутро там уже другое.
Слишком сильна боль, слишком сильны
воспоминания.
Он не станет идти на поводу у
друга.
– Ей нечего делать здесь! – рявкнул,
ударив кулаком по столу. – Потрудись отправить письмо в Приют.
Пусть они подготовятся к приезду новенькой.
– Ты рехнулся, – Ритер, развалившись
в глубоком кресле и закинув ногу на ногу, смотрел на него с укором.
– Ты же знаешь, что там с иномирцами делают. Да она закончит свои
дни в борделе. В лучшем случае! – подавшись вперед, он глянул на
друга из-под сведенных в переносице бровей.
– Забыл, что они с Этери сделали?
Забыл, где мы ее нашли? А ведь ей было всего тринадцать.
Тринадцать! Совет рехнулся, люди-иномирцы – жертвы чародеев и их
игр!
– Сбавь тон! Совету не понравятся
твои слова.
Ритер упрямо вскинул подбородок.
– Если ты о них доложишь.
В голосе друга чувствовалась
затаенная ярость. Но еще сильнее – неподдельная боль и вина. Он и
правда корил себя за судьбу той пришлой девчонки, что волей Единого
оказалась в их мире. Она была слишком мала, а удочерить иномирянку
– невозможно. Ни один закон этого не допустил бы.