– Ну кто, кроме меня, мог бы так заботиться о больной, так баловать ее ребенка? Беспомощные, одинокие, только во мне одной они и нашли опору.
Старая креолка прежде всего хотела уверить саму себя, что действует бескорыстно.
Спустя двенадцать дней после появления в доме мадам Жозен молодой матери с ребенком по узкой улице Грэтны, к переправе, двигалась самая скромная погребальная процессия. Встречные отступали к обочине и удивленно оглядывали Эраста Жозена, одетого с иголочки и занимавшего место рядом с доктором Дебро в открытой коляске, единственном экипаже, который следовал за гробом.
– Это какая-то иностранка, родственница мадам Жозен, – послышался чей-то голос в толпе. – Она с маленькой дочкой недавно приехала из Техаса, а вчера умерла. Вчера же ночью, говорят, и девочка слегла. По словам старика-доктора, с той же горячкой.
Мадам Жозен, напомним, была урожденная Бержеро, фамильный склеп Бержеро находился на кладбище при церкви Святого Людовика. Впервые после смерти булочника Бержеро склеп открыли в первый раз, и ненадолго пережившую мужа женщину похоронили там среди чужих людей.
Когда Эраст вернулся с похорон, мать его сидела в качалке возле кровати, которую теперь занимала новая больная – леди Джейн. Волнистые волосы пребывавшей в беспамятстве девочки рассыпались по подушке; темные круги под глазами и лихорадочный румянец на щеках служили верным признаком того, что ребенок заразился тифом.
Мадам Жозен, надевшая свое самое лучшее черное платье, проплакала все утро. Завидев вернувшегося сына, она бросилась к нему и разрыдалась.
– Мы погибли! Какие же мы несчастные! Как же мы наказаны за доброе дело! Взяли в дом совсем незнакомую больную женщину: и уход ей, как за родной, и место в нашем фамильном склепе!.. Вдруг девочка тоже заболела! Доктор Дебро говорит, что это повальная горячка, мы с тобой заразимся и помрем! Вот что значит творить добро!
– Пустое, маменька! Зачем видеть все в черном свете? Старик Дебро тебя сильно напугал. Может, горячка и не прилипчивая. Больше никого не будем к себе приглашать; да к нам, наверно, и побоятся идти в дом. Я на время переселюсь в город, а к тебе горячка не пристанет. Через несколько дней все решится – девочка или поправится, или умрет, а тогда мы уедем отсюда и устроимся где-нибудь в другом месте.