Видимо, часть эмоций скрыть он не сумел, потому что мать
перестала метаться по комнате и, сев на край кровати, с тревогой
спросила:
— Как ты? Целитель сказал, что такие сильные ожоги полностью не
обезболить.
— А еще он сказал, что лучшее лекарство — покой, — дед
выпрямился и строго посмотрел на лию Одетту. — Хватит суетиться!
Маркус...
Двигаться не хотелось, но пришлось подчиниться властному голосу
деда и повернуться. Тело отозвалось болью, и, судя по ощущениям,
кое-где лопнула тонкая еще, молодая кожица.
— Я предполагал, что возвращение не будет простым... — Дед свел
густые брови, и Маркус вдруг заметил в них первые ниточки седины. И
в волосах тоже. А вокруг рта появились глубокие складки. Чуть
задержавшись взглядом на перевязанной голове Маркуса, дед
продолжил: — Помолвку отложим до выздоровления, но прием проведем,
как задумали...
— Нет, — перебил Маркус, спеша «осчастливить» мать и деда прямо
сейчас, пока они не все планы озвучили.
— А кто тебя спрашивает?! Молокосос!
— Я остаюсь в Альтии.
— Что?
Лиа Одетта привстала. Она сильно побледнела и уставилась на
Маркуса таким остановившимся, помертвевшим взглядом, что ему на миг
показалось, будто лицо ее принадлежит не живому человеку, а как и
отцовское, навечно застыло на барельефе.
Дед же смотрел хмуро, сосредоточенно, но разгневанным не
выглядел. Махнув лие Одетте, чтобы она села, он задумчиво
произнес:
— Хочешь остаться... Что ж, возможно, это и правильно... Еще
месяц-два на учебу сильно не повлияют, а подготовиться тебе
необходимо. С ван Приттоном ты едва совладал, да и то слишком
дорогую цену уплатил, если же начнут вызывать четверокурсники, а
они обязательно начнут... Да, следует подготовиться. Я прямо сейчас
начну искать для тебя лучшего учителя, а через пару месяцев
вернешься и покажешь, что ван Саторы не выродились и по-прежнему
сильны. — Дед встал. Снова с недовольством глянул на голову
Маркуса: — Сегодня же съезди к наставнику! И без косы в столице
больше не показывайся!
Когда дед вышел, лиа Одетта перестала сдерживаться.
— Как ты мог?! — с обидой воскликнула она. — Я столько сил
вложила! И твое прошение о восстановлении в Сивильской академии уже
у ректора. Он подписал бы его сразу после помолвки!
Маркус молча пожал плечами и тут же зашипел от боли. Смерив его
мрачным взглядом, мать поднялась: