Майор присвистнул. Но тут же спокойно сказал:
— Постарайтесь никуда не уходить. Подъеду минут через
двадцать.
в которой дикая природа
плюхает грязью, а Костик не кусается
Чувства Костика изменились, темнота исчезла, ночь вспыхнула
множеством оттенков. Он видел-слышал-обонял одновременно, а многие
вещи вдруг оказались каким-то образом связаны друг с другом. Не
стало темноты, все предметы существовали в восприятии очень
отчетливо. Мертвые снова скрылись, но Костик отчетливо видел, что
они рядом. Самую малость отошли в сторону, но по-прежнему
здесь.
Хуже всего был голод.
Костик был голоден, очень голоден, и новые чувства прямо тянули
его за едой. Проблема была в том, что именно его чувства считали
съедобным.
Вкуснее всего пахла и выглядела Лена, и Костик отчетливо видел,
как он прыгает, впивается зубами, вырывает кусок из живота. Как она
кричит от боли и корчится в луже своей крови, а он, дракон, утоляет
голод сладко-соленой плотью. Лучше всего, еще живой, и жаль, что
это так ненадолго...
Вкусным был и Виктор, и он тоже был до невозможности уязвим. Он
беспечно стоял, беспечно ходил, беспечно разговаривал, и не знал,
что дракон совсем рядом слишком хорошо может кусать. Костик даже
понимал каким-то образом, что можно быстро убить — для этого надо
бить в горло, ломать шею ударом хвоста или лап, или укусом
челюстей. Но если начинать есть с рук-ног или с живота, то жертва
будет жива долго, и будет намного вкуснее.
Поэтому Костик запретил себе даже думать о вкусном. Он пытался
убедить себя в том, что самое вкусное — это то, что нельзя. Чем
вкуснее, тем больше нельзя. Чего ни в коем случае не кусать, о чем
даже думать не стоит, хотя «не думать» получалось плохо. Оба его
спутника были возмутительно беспечны и нисколько не опасались юного
дракона, и это обжигало его сердце дополнительной заботой. Он не
знал, когда и что он сможет поесть, и мысли его бродили от страха,
что он сорвется и сожрет кого-нибудь, к опасению, что он просто
сдохнет с голоду. Иногда второе не казалось таким уж плохим — это
решило бы все проблемы разом. Умирать не очень хотелось, но слишком
уж сложными были встающие проблемы. Превратиться обратно — он даже
не знал, как. Прежде это происходило как-то само собой. Новые
чувства были прекрасны, но показывали слишком много — например,
уязвимость друзей.