С Васей всё было проще. Вася он и есть Вася. Но назвать мамой человека, которого второй раз в жизни вижу, язык не поворачивался. Называть по имени из-за большой разницы в возрасте было неловко. Бабушкой Валей тоже не совсем удобно — ещё обидится, что считаю старухой. Самый лучший вариант называть как всех малознакомых людей по имени-отчеству. Но услышав вопрос об отчестве, Вася прыснул в кулак:
— Во сеструха бахает! «Камеди-клаб» отдыхает.
— Степановна я, — с нескрываемой горечью произнесла «вроде как моя мама». — Вот так носишь дитё под сердцем, ночи не спишь, душой болеешь, а оно тебя и не вспомнит.
Валентина Степановна привезла сапоги и короткую дублёнку. Пришлось надевать всё поверх спортивного костюма. Теперь вид у меня был таким же нелепым, как у всей семейки. Мы бы сошли за прекрасный образец того, как не стоит одеваться, никогда и ни при каких обстоятельствах.
Тётя Валя пыталась сгладить натянутость, задавая вопросы. Я отвечала односложно, и она наконец отстала. Больничный лифт не работал, нам пришлось спускаться по лестнице. Мы пересекли двор и вышли за ограждение. Вася тыкнул пальцем в сторону старенькой «семёрки», припаркованной у тротуара. Я обречённо поплелась следом за ним, а тётя Валя семенила рядом со мной, реагируя на каждое моё пошатывание, наивно полагая, что смогла бы меня удержать, надумай я падать. У капота курил немолодой мужчина в куртке защитного цвета и клетчатой шерстяной кепке. Увидев, что мы близко, он бросил окурок в снег, сплюнул и сел за руль. Вася занял «место штурмана», а мы с грузной «как бы мамой» разместились сзади. Я поймала в зеркале взгляд водителя, и он неожиданно подмигнул мне:
— Мать говорит, ты память потеряла. А я ведь тебя, малёхоньку, на шее катал. Не помнишь дядьку Борьку?
— Вы мой дядя? — уточнила я, разглядывая нового родственника.
— Сосед я ваш, — хмыкнул он. — Память не беда, главное, живая осталась. Думал, не успею довезти. Погода жуткая, метель, снег валит, новогодняя ночь. Васька с квадратными глазами прибёг. Выручай, мол, сеструха упала, головой о бетонный порожек ударилась, а скорая отказалась ехать. Все гуляют, а я тебя везу. Подвезло тебе, что у меня язва открылась, ни грамма в рот не брал.
— Спасибо.
— Да ладно тебе, благое дело сделал, — широко улыбнувшись и сверкнув золотыми коронками, он переключился на тётю Валю. Не видя смысла вникать в их беседу, я повернулась к окну. Мимо проплывали серые унылые многоэтажки. Затем они сменились разномастными частными домиками, а за домиками потянулись бесконечные заснеженные поля, изредка разрываемые чередой корявых чёрных деревьев. Часа через полтора вид из окна снова стал разнообразнее, теперь за холодным стеклом мелькали заборы, за которыми прятались невысокие дома с дымящимися трубами. Ни одно из названий населённых пунктов, которые мне удалось прочесть на столбах, не показалось знакомым, впрочем, как и сама местность.