Меня колотило так, что зубы стучали о керамику. Я выпила лекарство до дна, после чего у меня получилось относительно членораздельно выдавить:
— Уходите, прошу.
Оставшись одна, я обхватила подушку и ревела в неё, чтобы заглушить звук.
Весь следующий день я провела в кровати. Я не плакала. Просто разглядывала потолок и паутину в углу. При всём желании у меня не получилось бы выжать из себя ни слезинки. На приглашения тёти Вали к столу не реагировала, впрочем, как и на любые слова, обращённые ко мне. К оставленному ею на тумбочке стакану молока не притронулась и отказалась от таблеток. Хотя врачи говорили, что мне без них смерть.
К концу второй недели без таблеток мне стало ясно, что заторможенное состояние, граничащее с тупостью, в котором я находилась всё это время, было результатом их действия. Теперь все ощущения обострились донельзя. Меня бесила моя комната с запотевшим, будто плачущим окном, раздражал Вася, включавший телевизор на полную катушку, чтобы слушать его не выходя из собственной спальни. И просто убивала манера матери и брата выяснять отношения на повышенных тонах. Тогда из-за плотно захлопнутых дверей Васиной комнаты раздавались глухие удары, хлопки и вскрики. Мне не хотелось здесь жить. Мне не хотелось жить.
Большую часть времени я валялась в кровати, надеясь снова увидеть во сне Макса и Лисёнка. Но всё время мне снился один и тот же сон, в котором я брела сквозь густой туман. Очертания предметов терялись в нём. Поэтому я постоянно натыкалась на что-то, больно ударялась, но продолжала идти на ощупь, не имея ни малейшего понятия, куда. Перед тем как проснуться, я всегда слышала детский тонкий голосок, неуверенно зовущий: «мама!». И тут же открывала глаза. После сна оставалось ощущение, будто от меня оторвали кусок чего-то дорогого, превратив в неполноценного, ущербного человека. И становилось ещё гаже.
Мне не хотелось ни есть, ни пить. Но остатки разума или инстинкт самосохранения заставляли меня каждый вечер запихивать в себя кусок хлеба и выпивать стакан воды. Этого было мало, чтобы полноценно жить, но чтобы существовать на грани хватало. За довольно короткое время я превратилась в подобие человека с заострившимися чертами лица и синеватыми провалами под глазами, неопрятным, засаленным хвостом, болтающимся где-то сбоку. Я забыла, когда в последний раз мыла голову и расчёсывалась, купалась и чистила зубы. Иногда я замечала, что под отросшими ногтями скопилась грязь чёрными полумесяцами. Но меня это не заботило. Я деградировала. Осталось только начать ходить под себя для полноты картины. Зато теперь мой внешний вид соответствовал внутреннему содержанию и гармонировал с загаженными плитой и клеёнкой на кухне.