Правда, начиная с мая мне удалось немного подкопить. Вася устроился к главе администрации кем-то вроде помощника по хозяйству. У Виталия Сергеевича Кузьмина была мини-ферма. Он держал бычков и свиней. В Васины обязанности входил уход за скотиной и её забой, а кроме того, всё, что Виталий Сергеевич пожелает — огород вскопать, двор подмести, кустарники подстричь, посмотреть, почему машина барахлит.
Теперь Вася оплачивал коммуналку и раз в месяц ездил в город за продуктами вместе с дядей Борей в какой-то гипермаркет, где они набивали ими багажник дряхлой семёрки под завязку.
На этом Вася считал свои обязанности перед семьёй исполненными и остальное тратил на пьянки с друзьями и «личную жизнь», которая пару раз в неделю исправно стонала в его комнате.
Тётя Валя гордилась сыном, мол, смотри, работает, семью обеспечивает, а ты...
А я тоже старалась до кровавых мозолей на руках от общения с тяпкой, граблями и лопатой. Никак они не хотели признавать во мне давнюю знакомую.
— Может, ты тоже к Кузьмину пойдёшь? — спрашивала с надеждой она. — Деньги хорошие платит. Может, и ванную нормально обустроим, да ремонтик подделаем.
Я только качала головой. С одной стороны, деньги — это билет из Гальцево, но с другой — всё во мне протестовало при мысли, что придётся работать под боком у Васи да ещё в чужом доме со своей-то репутацией. Но матери этого не объяснишь. Она ещё и рада была бы, если б Кузьмин обратил на меня внимание.
С недавнего времени я звала тётю Валю мамой. Не раз я слышала, как она жаловалась соседкам, которые приходили вечером посмотреть сериал, мол, дочь матерью называть не хочет, потом вообще про родство забудет, в старости кружку воды не подаст. Иногда она сопровождала жалобы звучными всхлипами. Наверное, для того, чтоб моя совесть её лучше услышала.
Постепенно я убедила себя, что она права, что моё поведение выглядит странным и глупо верить в фальшивые сны, когда реальность говорит о другом. Сначала язык не подчинялся, заминался, но потом у меня получилось выдавить из себя это слово. С чувствами было сложнее. Я жалела её, но любви не чувствовала.
В отношениях с другими людьми прогресс был незначительным. С Лидой я так и не поговорила. Пару раз сталкивалась с ней на улице, здоровалась, но она сделала вид, что я пустое место. На работе уже давно никто не перешёптывался о конфузе на Дне защитника Отечества. Даже Мурзик перестал придираться и пару раз угощал пирожками с капустой, которые пекла его супруга. Шпалу, как мне казалось, я больше не видела, иначе просто умерла бы на месте от стыда. Хотя точно утверждать я могла — толком я его и не запомнила.