Покинуть усадьбу Скуратов убедил офицера-парижанина не без труда.
– Мон шер ами, – возражал ему француз, плененный красотой русской дворянки. – Оставлять юную даму в такой час? Это моветон, дружище.
– Пустое, – усмехнулся Малюта. – Я изучал психологию русского народа по мемуарам шевалье Ля Гуша. Они сущие дети, эти русские. Они до сих пор путают свободу с волей и верят в социальную справедливость. Но если на них прикрикнуть – они служат преданно и честно. Девочка теперь в полной безопасности. К тому же я тотчас отправлю ее в уездный городок.
– Ля Гуш? – задумчиво переспросил французский офицер. – Не читал. Не люблю журналистов. Когда я читаю «Парижский вестник», рука моя тянется…
– Это понятно, – вздохнул Скуратов. – Но нам пора, мой друг.
– На Дон! – слегка воспрянул парижанин. – На Дон! К Деникину! Вы правы, мон шер, хотя, признаюсь вам, наши перспективы в России безрадостны. Народ не с нами, народ против нас. Да и Россия, в сущности, мне по душе. А Наполеон – редкостная, между нами, сволочь и выскочка. Я ведь из «бывших». Ну ты понял?
– Жертва репрессий? – понимающе уточнил Скуратов.
– Да, именно. Когда чернь громила Бастилию, моего папа гильотинировали за верность присяге и королю. Маман не перенесла горя и эмигрировала в Лондон. Потом, правда, выяснилось, что папа в тюрьме подсунул Дантону вместо себя кого-то другого и сбежал с любовницей в Америку, но мне от этого было не легче. Клеймо сына врага народа преследовало меня всю жизнь. Аристократов у нас не любят до сих пор, хотя мой папахен просадил свое состояние в карты еще в пору моего младенчества, а моим воспитанием занимался отставной солдат-инвалид с улицы Фуке. Но хватит о грустном. Итак, на Дон?
– Именно, – улыбнулся Скуратов.
Они отыскали в конюшне забившегося в угол престарелого кучера, снарядили сани и усадили в них укутанную меховой дохой юную хозяйку поместья. Проводив драгоценный груз до большака и убедившись, что сани скрылись в поземке, продолжили свой путь. Отогревшиеся в доме гренадеры приняли еще по кружке самогона и теперь в просохшей обуви уверенно шли в авангарде. Шел третий час пути.
Внезапно – а в подобных случаях все и всегда происходит внезапно – над головами разговорившихся офицеров свистнуло несколько пуль. Скуратов, оборвав фразу на полуслове, поднял глаза на авангард. Авангард драпал. А следом за резво отступающими гренадерами из рощицы неслась толпа в полушубках, армяках и тулупах.