-
Подавление мятежа – часть вассальной клятвы, - возразил Гримберт, -
Разве он не обязан был это сделать, как вассал его
величества?
Берхард
хохотнул – точно старая бочка скрипнула.
- Клятвы…
Паук – он и в Бретани паук, мессир, как его ни назови. Понятное
дело, за чем он явился. Хотел добро здешнее к рукам прибрать, пока
императорские посланцы сами все не сделали. Земля здесь хорошая,
плодородная, грех сотню-другую арпанов не оттяпать… На то они и
сеньоры, мессир, такая у них сеньорская дружба…
- Значит,
была война?
- Война –
то слишком сильно сказано. Не успел Лотар со своими баронами в
боевые порядки выстроится, как туринцы накатились на них, ну точно
волна. Ох и грохоту было! Рыцари палят, орудия грохочут, пехота
друг дружку на пики поднимает… Столько пальбы учинили, что старик
Святой Петр, должно быть, свои чертоги до сих пор от дыма
проветривает.
- Мятеж
ведь подавили? – осторожно спросил Гримберт, - Я слышал, маркграф
Лотар, потерпев поражения, запросил пощады.
- Как есть,
запросил, - в голосе Берхарда Гримберту послышалась злость, еще
более едкая, чем здешнее вино, - Раскаялся прямо посреди боя, встал
на колени и сердечно просил императора простить его за недостойное
поведение. Будь он обычным пехотинцем, ему бы голову тесаком
отрезали бы, пожалуй. А может, кости переломали бы обухом и скинули
в канаву помирать. Но между сеньорами так не положено. Его
величество император милостиво согласился простить своего
раскаявшегося вассала, а Святой Престол наложил покаяние и велел
более против трона не идти.
***
Да,
вспомнил Гримберт, так и было. Если Лотар чем-то и был наделен
сверх меры, кроме самоуверенности, так это чутьем по части того,
как сберечь свою шкуру. Истекающие кровью войска мятежных баронов
еще трепыхались, отползая под натиском туринских рыцарей, а Лотар
де Салуццо уже раскаялся в своих грехах и верноподданейше запросил
мира.
И Гримберт
Туринский дал ему мир. Такой, что вся земля Салуццо, кажется,
затрепетала от ужаса.
- Железная
Ярмарка, - голос Берхарда скрежетнул, как тупое лезвие по
точильному камню, - Вот что Паук подарил выжившим мятежникам,
мессир. Он пощадил Лотара, но только не прочих – баронов, рыцарей,
прислугу… На них-то императорское прощение не распространялось, как
понимаешь. Железная Ярмарка. Страшное это было время. С одной
стороны, оно понятно, что мятежнику на милосердие уповать вроде как
не приходится, с другой… Я ведь слышал эти крики. Даже тут, в Бра.
Днем и ночью. Десятки, сотни людей… Иногда мне даже чудилось, будто
весь город воет от боли. Но это кричал не камень, мессир, это
кричали люди, причастившиеся справедливости Паука.