Меня накрывает по новой. Вернее, выворачивает едва ли не наизнанку.
Кай протирает моё лицо влажным холодным полотенцем, но, несмотря на то, что этот его небольшой жест приносит облегчение, я нахожу в себе силы рявкнуть:
- Отвали от меня! Руки свои убери…
Он делает обратное: поднимает и, невзирая на мои удары, несёт в кровать. Супружескую. Мы спали в одной постели, будто ничего и не произошло.
Мой желудок снова сжимается, но блевать больше нечем.
Постель, в которой я ночую вот уже шесть лет, обжигает, поэтому сдираю с себя простыни, резко отбросив их в сторону.
- Викки, успокойся! Прекрати! - жёстко, громко и нервно приказывает мне супруг.
И только в этот момент я осознаю, что для данной фразы он впервые за сегодня открыл свой рот. Даже аспирин протягивал молча.
Я не могу на него смотреть – глазам больно. Да, утром следующего за отчетным дня я трезво осознаю тот факт, что ненавижу собственного мужа.
- Нам нужно развестись, - довожу до его сведения тоном обессилевшей жертвы кораблекрушения.
- Мы это уже обсудили.
- Не мы, а ты обсудил. Моё мнение при этом не спрашивал.
Молчит.
- Я не хочу с тобой жить, - «интеллигентность» даётся мне тяжело.
Молчит.
- Ты мне противен, я не могу на тебя смотреть.
Молчит.
- Меня раздражают звуки, которые ты издаёшь, твои привычки, а теперь ещё и твоя подлая…
Едва сдерживаюсь, чтобы не бросаться оскорблениями. Смотрю на свои руки - их трясёт слишком сильно, так много я не пила.
- Как давно ты с ней… ну… встречаешься?
- Мы не будем говорить на эту тему. По крайней мере, не сейчас.
- Неужели? А мне вот, видишь ли хочется обсудить, - чувствую, что сдержанности пришёл конец. - Твоя жена врач, если ты забыл, и первое что пришло мне в голову после того, как эмоции улеглись: какова вероятность того, что влагалищные выделения другой женщины могли бы оказаться в моей утробе?
- Вики, перестань… – цедит сквозь зубы и выходит из спальни на кухню.
Я, в трусах и майке, бегу вслед за ним:
- Нет, ну серьезно! Осознавать это, наверное, так же прикольно, как месить своим членом чужую сперму в…
- Викки! - не оборвал, а рявкнул, причём так, что стёкла задребезжали. - Замолчи! Пожалеешь ведь!
- А что? Ударишь?
Его глаза сейчас, кажется, вылезут из орбит от злости. Пальцы, сжимающие крышку от миски с салатом, побелели от напряжения.