Кроликом прозвали Тони из-за длинных передних зубов.
– Вам-то хорошо, – сказал Симеон. – Вы на ночь остаетесь вместе.
Он видел их кровати, стоящие впритык. Как бы ему хотелось спать там же, хотя бы у них в ногах, вместе с плюшевыми игрушками.
– Да-а, только Моргана не так хорошо рассказывает сказки, как мама, – пожаловалась Венеция.
Тихий ангел пролетел над детьми Морлеван, немой ангел горя.
– Ну ладно, – подвел черту Симеон. Голос у него был немного хриплый. – Во вторник у нас встреча с судьей.
– За что нас судить? – возмутилась Венеция. – Мама же не из-за нас убилась на лестнице!
Симеон кивнул средней сестре:
– Объясни ей.
– Это не такой судья, который наказывает, – начала Моргана. – Это чтобы решить, куда нас отправят после приюта…
– Объяснишь потом, – оборвал Симеон, указывая на дверь. – Мне надо еще поразмыслить.
Девочки послушно вышли. Размышления Симеона – это святое. Мальчик взглянул на часы. Было 21:15. Красное пятно повыше часов понемногу синело. На другой руке тоже появилось такое. Он не хотел об этом думать.
– 21:15, – сказал он вслух, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь другом.
В 21:30 вернется Кролик. Значит, остается сколько? Четверть часа. Четверть часа, чтобы поплакать.
«Все это, – думал Симеон, глуша всхлипывания подушкой, – все это – вопрос са-мо-дис-ци-пли-ны».
Объятия ночи сомкнулись над ним.
– Мама, – вздохнул он, засыпая.
На следующее утро Симеон столкнулся в коридоре с двумя парнями из старших классов, которых знал только в лицо. Они преградили ему путь.
– Это правда? То, что Кролик рассказывал про твою мать вчера в игровой?
Симеон оценивал положение. В коридоре больше никого. Этих двое, и они на голову выше его. Нельзя было ни отступать, ни нарываться.
– Не знаю, о чем вы говорите, – ответил он самым бесстрастным тоном.
– Что твоя мать покончила с собой, хлебнув «Сортирного Крота».
Боль пронзила худое тело Симеона. Ему стали наконец, понятны эти взгляды – смесь ужаса и жалости, которыми его провожали, эти шепотки, стихавшие, когда он входил в комнату. Он изобразил улыбку, давая себе время собраться, и ответил:
– Вранье! Это был «Блеск».
Приют Фоли-Мерикур был скопищем подростковых бед. Но такое – такое впечатляло. Парни притихли и прижались к стенкам, пропуская Симеона. Он вошел в столовую и сразу заметил, что сестры, уже сидевшие за завтраком, только что плакали.