- Да, Ваше Величество?
- Михаил Иванович, будьте добры,
распорядитесь, чтобы мне принесли кофий. Черный. Без ничего.
- Как скажете. Что-то еще?
- Если из канцелярии принесли новые
документы, занесите мне.
- Не извольте беспокоиться... Ах да,
Ваше Величество, граф Грозовский заходил с каким-то донесением. У
вас была Анастасия Павловна, и я сказал ему зайти позже.
- Почему?
- Но ведь вы говорили с дочерью... В
такое время, я подумал, это важно для вас...
- Ей-богу, Михаил Иванович, вы меня
разочаровываете. – Государь поморщился от раздражения, - Что может
быть важнее донесения военного министра? Велите ему немедленно
воротиться.
Секретарь поклонился и так же
бесшумно исчез за дверью. Лицо его изображало непонимание.
После разговора с государем Анастасия
Павловна долго не могла прийти в себя. Будто не с родным отцом она
говорила, а с бессердечным и бездушным существом из загробного
мира. Холодок касался ее плеч сквозь плотную материю платья.
Великая княгиня раскаивалась в том, что позволила себе попытку
примирения с отцом. Тем самым она чуть не предала память дорогого
ее сердцу человека. Да и на что она вообще надеялась? Помириться
можно с человеком, но не с механизмом.
Она стояла у окна. Ее взору
открывался только снег, такой же снег, какой лежал за этим окном
восемнадцать лет назад за пару месяцев до рождения ее старшей
дочери. Анастасия помнила тот страх, с которым думала о еще не
рождённом ребенке, помнила, как задыхалась от тоски по любимому
мужу Максиму. Ей ужасно его не хватало тогда. И теперь тоже. Потому
что никто больше так не дорожил ею, не заботился о ней, пренебрегая
всем остальным миром, включая себя самого.
Она подошла к туалетному столику и
достала из ящика небольшую блестящую деревянную шкатулку.
Удивительно, как целую жизнь по прошествии лет можно уместить всего
лишь в шкатулке. Поверх связки писем и нотных листков, исписанных
рукой Максима Крылова неаккуратными музыкальными значками, здесь
лежала уже почти обесцветившаяся его единственная фотография.
Анастасия часто смотрела на эту фотографию, говорила с ним,
обращаясь куда-то в неведомое пространство, и на душе от этого
всякий раз становилось невыносимо больно, но вместе с тем легко и
гордо, гордо от осознания, что в ее жизни была настоящая любовь.
Сегодня Анастасии нечего было сказать. Она просто смотрела на
улыбающегося ей с бумаги такого родного, но уже такого далекого
человека, будто его вовсе не было в ее жизни.