– Мы желаем, что наши требования были переданы государыне
императрице. В изначальном смысле и полном объеме. Кто-нибудь
готов… записать их?
– Говорите, сударь, – насмешливо отозвался Юсупов. – Я никогда
не жаловался на память. Думаю, как и любой из присутствующих здесь
почтенных господ.
Хриплый злобно посмотрел на старика – но спорить не стал. Вряд
ли полицейские пошли бы на приступ сразу – с учетом количества и
статуса высокопоставленных заложников – но времени на болтовню
оставалось все меньше и меньше.
– Мы требуем достойной оплаты труда рабочих. Жесткого
государственного контроля за условиями и организацией безопасности
производства на промышленных предприятиях. Сейчас простым людям
приходится работать в ужасных условиях…
Меня так и подмывало спросить, что белоручка-студент вообще
может знать об условиях труда на производстве – но, разумеется, я
промолчал.
– Мы требуем установления общенародного контроля над Одаренными,
гарантий соблюдения законов и справедливого суда вне зависимости от
происхождения обвиняемого, – продолжил Хриплый. – Требуем
справедливого распределения государственных земель и ресурсов.
Требуем официального признания с правом избираться в
Государственную думу народной социал-демократической партии, а
также права голоса для всех граждан Империи вне зависимости от
происхождения. Мы требуем незамедлительного освобождения осужденных
по подложным обвинениям народовольцев. И кроме того, мы требуем
немедленной отмены немыслимого и оскорбительного для любого
мыслящего человека пережитка прошлого, – Хриплый возвысил голос и,
глубоко вдохнув, закончил: – крепостного права!
Не знаю, на какой эффект он рассчитывал. Большинство из
присутствующих в зале еще не отошли от стрельбы – и едва ли вообще
слушали хоть что-то. А те, что слушали… похоже, попросту не
впечатлились.
Через несколько мгновений воцарившуюся в зале тишину прорезал
голос Юсупова.
– Что ж… вынужден вас разочаровать, сударь. И не потому даже,
что половину ваших требований в принципе невозможно выполнить, а
остальные… большая их часть, во всяком случае, – все-таки
поправился князь, – неразумны, бессмысленны, и – уж прошу меня
простить – откровенно смешны и нелепы.
Хриплый шагнул было вперед, но, поймав недобрый взгляд усатого
генерала, отступил.
– А исключительно оттого, – продолжил Юсупов будничным тоном, –
что ни полицейские чины, ни министры или члены Госсовета, ни уж тем
более сама государыня императрица никогда… Я повторяю – никогда,
сударь, не станут ни признавать, ни вести дел с преступниками.
Которыми, вы, судари, вне всяких сомнений, и являетесь. Именно так!
– Юсупов усмехнулся и покачал головой. – Не народовольцами, не
борцами за свободу и гуманистические ценности, а самыми обычными
убийцами. С такими, как вы, не вступают в переговоры… Нет – их
судят и казнят. И другие варианты попросту невозможны. – Юсупов
сложил руки на груди, будто не обращая на нацеленные в него него
полтора десятка стволов. – И поэтому, сударь, ваши требования никак
не могут быть выполнены.