Видимо, я держался не так уж плохо. Пожимал руки – или манерно
целовал, если приходилось общаться с дамами. Улыбался, стараясь
быть учтивым, справлялся о здоровье дедушек, бабушек и тетушек, о
детях… И только потом – о делах насущных, ради которых, собственно,
и приезжал.
Всю эту необъятную толпу непременно следовало запоминать не
только по имени, отчеству и титулу, но и по степени родства с
Горчаковыми. Двоюродные тетушки, чьи-то внучатые племянники, братья
дочери старшей сестры матери… И их была едва ли половина. Примерно
столько же у нашей семьи оказалось вассалов, связанных древними
клятвами, союзников, старых друзей, которых тоже в обязательном
порядке полагалось почтить визитом, должников – а иногда и тех,
кому в свое время изрядно задолжал дед.
И речь, разумеется, шла не о тех долгах, с которыми можно было
бы расплатиться имперскими рублями.
В общем, жизнь наследника рода – пусть даже дед еще ни разу меня
не называл таковым публично – оказалась совсем не малиной.
Настолько, что я даже радовался возвращению на свою койку в
дортуаре училища. Но радость всякий раз оказывалась недолгой: после
нескольких часов мертвецки-крепкого сна меня ждало пробуждение,
умывание и построение на утренний смотр, после которого начиналась
муштра.
Воля деда порой избавляла меня от классов и необходимости
находиться в училище денно и нощно, но ничего не могла поделать с
экзаменами, нормативами, нарядами, цуком и прочими прелестями жизни
юнкера первого курса. За каждую отлучку Мама и Папа щедро
вознаграждал меня поручениями – и второй “родственник” от него
почти не отставал. Иван твердо задался целью сделать из меня
отчетливого юнкера, и шел к ней, не считаясь с потерями.
Я не возражал: даже ночные бдения, подъемы по команде и синяки
от приклада “трехлинейки” были не столь мучительно, как часы,
проведенные в гостиной очередной титулованной бабуси. Каждая
великовозрастная княгиня или графиня, похоже, считала своим долгом
сосватать мне внучки или, за неимением таковой, хотя бы племянницу.
Приходилось юлить: юные девы все как на подбор оказывались теми еще
красотками, и наверняка могли похвастаться не только
происхождением, но и манерами, неплохим потенциалом Дара,
образованием – а то и капиталами.
Но на них совершенно не было времени! Не то, чтобы жизнь всерьез
пыталась превратить меня в монаха, но единственной женщиной, с
которой порой приходилось чуть ли не спать в обнимку, стала
винтовка с чужим плетением на цевье.