Редкие часы, когда я мог хотя бы побыть наедине, выпадали или
перед сном, или на рассвете – но и их приходилось тратить на
документы или чтения книг. В последнее время мое социальное
положение росло заметно быстрее знаний, и пробелы в образовании из
внушительных грозили превратиться в катастрофические.
Но не сегодня. К черту. Когда голова похожа на чугунный горшок,
пялиться в цифры отчетов все равно без толку.
Умывшись, я накинул рубашку и спустился вниз, в гостиную. Занял
любимое дедовское кресло и взял со столика свежую газету. Судя по
тревожным заголовкам, в стране действительно творилось что-то из
ряда вон выходящее. Забастовки, убийства в крупных городах, крах
высших чинов – а теперь еще и беспорядки в полках в губерниях за
Уралом.
Да уж. Опальный генерал Куракин удрал из столице, но, похоже,
продолжал действовать там, куда не дотягивались даже длинные руки
Третьего отделения. Зная Багратиона, он наверняка поднял всех – и
своих людей, и полицию… а может, даже военных.
Одному Богу известно, скольких жизней стоил покой хотя бы в
столице.
– Доброго утра, ваше сиятельство. Сегодня вы рано…
На столик опустилась дымящаяся чашка на блюдце. Утренний кофе
мне теперь приносила Арина Степановна лично – честь, которой раньше
удостаивались только дед, отец и Костя. И, сколько я ни пытался
ворчать, ругаться – а то и вовсе приказывать – хранительница
усадьбы больше не называла меня по имени, Сашей. Только на вы и уже
набившее оскомину “сиятельство”. Как говорят французы – noblesse
oblige, положение обязывает.
И, видимо, обязывает не только меня.
Но привыкнуть я все равно никак не мог. Дежурная учтивость и
этикет… нет, не то, чтобы сделали Арину Степановну чужой или
выстроили какую-то стену – но я все равно чувствовал, что
приподнялся над простыми смертными еще на ступеньку или две – и
впереди таких ступенек еще немало.
И рано или поздно я заберусь так высоко, что вполне могу
перестать замечать тех, кто остался внизу.
– Не спалось, – вздохнул я, протягивая руку за кофе. – Пожалуй,
сегодня просто почитаю газету… до завтрака.
– Ничего там интересного, Александр Петрович, уж поверьте. Опять
про вашу светлость гадости пишут.
Это где? Про меня, да еще и в самом важном столичном
издании?
А, нет – показалось: я заметил на столике еще одну газету:
потоньше, с бумагой не самого лучшего качества – да и в целом не
самую… выдающуюся. Уж не знаю, кому взбрело в голову принести сюда
свежий выпуск “Вечернего Петербурга” – ни я, ни Андрей Георгиевич,
ни уже тем более дед такое не читали.