Обширна и глубока история Ладожского озера, как и воды его.
Ходили по ним ладьи купеческие, "из варяг в греки" возившие шелка
заморские и другие диковины. Когорты тевтонских рыцарей пытались
атаковать по льду неприступную крепость Орешек, струги Стеньки
Разина бороздили озёрную гладь, собирая дань с богатых прибрежных
городов. Нельзя забывать и про Дорогу Жизни, благодаря которой
выстоял блокадный Ленинград...
Чувствуя что начинаю клевать носом, я подтягивал к себе поплавок
и проверял наживку. Куриное крылышко на крючке размокло, выцвело и
уже ничем не пахло. Поправив, я забрасывал его подальше, не обращая
внимания на недовольный ропот Алекса и сопение старосты...
Солнце благополучно миновало зенит и двинулось на покой.
Установился тот послеобеденный неподвижный час, когда веки
смыкаются сами, и даже мошка кружит над водой сонная и ленивая.
От неподвижности, от усилий сопротивляться сну, в голове у меня
установился глухой звон. Опустив руку за борт, я плеснул на лицо
водой, вздёрнул удилище в воздух и поймал крючок с наживкой.
- Может, вернёмся? - это были первые слова, произнесённые мною с
самого утра. - Ясно же, что ничего не поймаем.
Я посмотрел на Алекса, тот открыл рот, чтобы что-то сказать, и
тут я почувствовал сильный удар по затылку.
От неожиданности я не удержал равновесия и кулём повалился за
борт.
Не иначе, веслом били, - думал я, погружаясь в прозрачную
холодную глубину.
Сидя на солнышке, я изрядно нагрелся, и в первое мгновение
показалось, что тело охватил огонь - настолько ледяной была вода.
Дыхание перехватило, ноги свело судорогой. Я открыл рот, чтобы
вздохнуть, и в лёгкие хлынуло озеро.
Я забился, погружаясь всё глубже: тело и разум боролись, пытаясь
доказать друг другу, кто прав. Разум говорил, что я умираю: водой
дышать нельзя, и меня вот-вот захлестнёт агония утопленника. Но
тело продолжало исправно функционировать, ему не нужно дыхание,
чтобы жить.
Сквозь толщу воды я видел светлый кружок солнца, тёмное пятно
лодки и три свесившиеся из неё головы...
Странно, но всплыть мне никак не удавалось. Брыкаясь, пытаясь
разгребать воду руками, я всё равно неумолимо шел на дно - словно к
моим ногам привязали цепь с мельничным жерновом.
Временами казалось, что спины, рук, груди, касаются холодные
ладошки, я вздрагивал, оборачивался, но никого не видел.