- А можно холодной? - спросил я без всякой надежды.
- Отец Прохор велели греть.
Звенькнул сигнал и чашка с тёплой свиной кровью встала передо
мной, как свершившийся факт.
Я невольно вдохнул аромат и содрогнулся. Кровь - чёрная, густая,
с мелкой пеной пузырьков, одновременно внушала отвращение и трепет
удовольствия.
- Давай, - подстегнула Антигона. - Глоточек - за маму, глоточек
- за папу, глоточек - за дядю Алекса...
Зажмурившись, затаив дыхание, я выпил её, как лекарство.
Привычно подавил рвотный спазм, взял протянутую Антигоной сигарету,
закурил...
По жилам расходилось тепло. Где-то внутри, в животе, разжался
стальной капкан, выпустив мой желудок на свободу.
Я чувствовал, как на бледную кожу лица возвращаются краски, как
в ямке над ключицей вновь начинает биться пульс...
- Ну вот, - Антигона забрала чашку и пошла к раковине
сполоснуть. - Хоть на человека стал похож. А то шалается по ночам,
как голодный вурдалак. Не зря они на тебя охотятся...
- Зачем они так со мной, а?
Дым сигареты был горьким и вкусным. Единственное оставшееся мне
человеческое удовольствие...
- Что я им такого сделал? Ведь мы на одной стороне!..
- А ты их бесишь, - доходчиво пояснила Антигона, вновь берясь за
газету.
- Я же не виноват, что стал... Таким.
- Вот именно, - вредная девчонка усиленно делала вид, что
читает.
- Не понял.
Вздохнув, она опустила газету.
- Знаешь, что бы они отдали за то, чтобы оказаться на твоём
месте?
- В "Петербургских тайнах"? На побегушках у Алекса?..
- Ты знаешь, о чём я, - ресницы у Антигоны сегодня были
выкрашены зелёной тушью. Это её ничуть не портило, и даже придавало
глазам загадочной глубины. - Любой из них отдал бы всё за то, чтобы
получить твою силу. И кстати: это вполне себе возможно, если
удасться тебя кокнуть. А ты ещё и кровь пить не хочешь...
- Но я же пью!..
- "Но я же пью..." - кривляясь, передразнила девчонка. - Одну
чашку, через два дня на третий. А должен - каждый день, утром и
вечером, как часы.
- Часы не пьют кровь, - привычно поддел я. Антигона молча
закатила глаза.
Эта пикировка уже вошла в привычку. Для меня она была, как
хорошая горчица к бутеру с ветчиной. Ни того, ни другого
попробовать я уже не мог, так что яд, изливаемый вредной девчонкой,
оставался единственной моей приправой.
- Солнце, солнце, загляни в оконце... - в кухню влетел весёлый,
как жаворонок, Алекс. - Если кто не понял, то солнце - это я.