Гость предпринял отчаянную попытку выбраться - Алекс вновь
несильно ткнул его кончиком шпаги. Вода окрасилась бурым.
Парня мне было жалко. Вода по осеннему времени в пруду ледяная,
тиной воняет мерзко. К тому же, в иле на дне водятся пиявки...
Почуяв вкус крови, они уже мелькали чёрными кожистыми молниями
вокруг небольших ранок.
Пиявок Алекс специально привёз из Конго. Были они толстые,
зубастые и очень прожорливые.
Протиснувшись сквозь изгородь, я подошел к пруду.
- Доброе утро.
Я поздоровался сразу с обоими, с Алексом и пловцом. Шеф только
поднял одну бровь, как бы вопрошая: А доброе ли?..
Парень заискивающе улыбнулся. Я присмотрелся к бледному лицу с
синими губами.
- Кажется, мы уже встречались, - сказал я вежливо. - Ллигур, я
не ошибся? Ученик чародея Асмодея.
- Точно, - зубы пловца отбивали громкую дробь. - На вечеринке в
честь дня рождения Иды Геркулановны!.. Вы были с очень интересной
дамой... Мы с вами тогда хорошо поболтали об особенностях охоты на
упырей.
- А вот теперь ты решил поохотиться на меня, - я широко
улыбнулся.
- Н-ничего личного, - просипел пловец.
- Только бизнес, я прекрасно понимаю. Что ж, - я светски шаркнул
ножкой. - Не смею задерживать. Останетесь в живых - пишите в
твитер...
Я знал, что Алекс его не убьёт. Погоняет, покормит голодающих по
осеннему времени пиявок - и отпустит от греха.
На кухне меня окутали запахи свежесваренного кофе, топлёных
сливок и горячих булочек. Прикрыв глаза, я секунду постоял,
наслаждаясь этим ощущением. Словно ничего и не было. Словно и нет
могилы с моим именем на старом еврейском кладбище...
Антигона читала газету. Сегодня она была в ярком розовом
свитерке, бледно-голубых джинсах и с новой причёской: вместо
обычной гули на макушке, волосы её были заплетены в множество
плотно прижатых к голове косичек. На макушке косички топорщились
расплетёнными кончиками, отчего затылок её был похож на ядрёную
ярко-рыжую луковицу.
"Ведомости" - прочёл я название, когда шел к своему табурету.
Буква "е" была заменена на старинную "ять", а шрифт набран крупно,
чёрными буквами по сероватой бумаге.
Устроившись поудобнее, я издал душераздирающий вздох. Антигона,
поняв намёк, отложила сухо шелестящие листы, прошла к холодильнику,
достала трёхлитровую банку с густой и чёрной, как смола, жижей.
Опрокинула край над белой фарфоровой чашкой, и когда та
наполнилась, открыла дверцу микроволновки.