Потом – гонка сквозь ночь, горящие диковинные названия заправок, серпантины, туннели, из которых вдруг выныриваешь на мост над пропастью – чтобы, миновав его, снова нырнуть в туннель. Молодой стюард в белых перчатках (при том, что линия была сугубо местная и, помимо меня и двух блеклых англоговорящих девиц наискось через проход, в автобусе ехала исключительно турецкая публика, и – по виду – не самого изысканного разбора) разносил чай и кофе, я брал кофе – спать казалось глупым, – но все равно в итоге заснул…
Проснулся я от трубного, с блатными подвываниями, женского мата – им кончалась добрая половина моих ночей у Светки. Нет, упаси бог, сама Светка ни при чем, но прямо за стенкой ее спальни, отменно, как в любом совдеповском серийном бараке, звукоизолированной, соседи устроили детскую – в результате я получил массу возможностей позавидовать недоступному мне покуда родительскому счастью.
«… Блядь, ты че, урод, ты языка русского не понима-аэшь?! Кому было сказано выключить воду?! Козе-ел тупорылый!!»
Матушке, авторше реплик, было лет двадцать пять, сынуле, адресату, – лет семь. Семейкой они там были крайне небедной – что называется, благополучной… Адресат хрипло заорал, послышались звуки ударов с оттяжкой, по громкости судя – бейсбольной битой. «Что?! Что ты сказал матери, еб твою мать?! Закрой рот, бля-а-адь!!!»
Я натянул на голову одеяло и снова отрубился.
Вторично меня разбудили пару, наверное, часов спустя – уже мужской голосишко, какой-то паскудно-медовый, источник которого находился непосредственно в комнате. Он шутил – с выражением и едва сдерживаясь, чтоб не прыснуть самому:
– … Звонок врачу-гинекологу: «Привет, ты где?..»
Я вывернул морду из подушки. На телеэкране имел место страшно довольный пухловатый хлюст с насекомыми усиками. «… Так бы и сказал, что на работе!» Механический гогот аудитории.
– Свет… – пробормотал я страдальчески, не уверенный, что она здесь.
Но Светка была здесь – ржание пресеклось, а комната заходила в радостных, с улюлюканьем и подвизгиваньем, кабацких конвульсиях: «Ха-рра-шо! Все будет ха-рра-шо!» Я дернулся и опять крутнулся к ящику. Под логотипом МузТВ переваливался на месте старый жирный трансвестит в дикой шубейке, с бессмысленной судорожной бодростью твердя в микрофон: «Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо – я это зна-аю…»