Но со временем окажется, что далеко не всё остановилось в этом
месте. Часы, работающие на подсчете колебаний психоактивного
материала, специально защищены от внешнего воздействия дельта-гира.
Они установлены в капсуле и исправно продолжают отсчитывать время с
момента начала военной операции.
Прошло 43:38:01.
Прошло 53:07:08.
Прошло 1000:11:28.
Прошло 70010:25:54.
Прошло 823569:47:13.
Прошло 25874333:44:57.
Прошло 43799999:59:59.
Огромная песчаная буря успокаивается спустя 5000 лет. На этом
единственная примечательная деталь могла закончиться, если бы вдруг
не открыл глаза Одиннадцатый Кошмар, смотря в чистое голубое
небо.
Теплые солнечные лучи падают на лицо и заставляют окончательно
очнуться. Бывший оператор боевой машины приподнимается, с
удивлением разглядывая вновь появившиеся конечности, пока ласковый
ветер треплет сильно отросшие волосы, через которые можно увидеть
остроконечные уши.
«Что произошло?» — это первый вопрос, что возникнет в голове
любого оказавшегося на месте бывшего пилота боевой машины Юнион
Дарка. Кошмар-11 смотрит на древние руины, занесенные песком,
столицу Сакрамена еще можно узнать, но большинство деталей время не
пощадило.
В голове после единственного вопроса звенящая пустота, дико
хочется есть и пить, но при этом тело не выглядит истощенным. Эльф
поднимает руки к глазам, чтобы удостовериться, что это не шутка.
Это однозначно его руки, что слушаются каждого приказа,
поворачиваются, сжимают кулаки или растопыривают пальцы.
Именно такими Кошмар-11 помнит их на Восточном Горизонте,
небольшой планете, где проживала эльфийская раса, впоследствии
порабощенная Юнион Дарком. В отличии от людей, эльфы не были
воинственной расой, но могли дать жестокий отпор, полагаясь на гены
сверхрегенерации, что есть почти у каждого эльфа. Именно поэтому
обычный эльф мог умереть от старости спустя две-три тысячи лет.
Среди эльфов также чаще рождались псионики, поэтому родной народ
Кошмара стал одним из главных стратегических ресурсов
милитаристской машины захватчика. Выживший садится на землю, а
глаза блуждают по окрестностям. Он не ищет что-то конкретное,
просто пытается понять, что делать дальше.
Долгие годы он, лишенный воли и памяти, был шестеренкой военной
машины. Сейчас он даже не может вспомнить настоящего имени, родных
и близких, возраст или день рождения. Каждый его день вне анабиоза
был наполнен чередой приказов, что определяли его как личность. Он
просыпался и засыпал по команде, принимал пищу и посещал туалет
только при наличии разрешения.