Сигрун закончила отирать рану пленницы смоченным в отваре лоскутом, наложила сверху повязку и, разгладив её рукой, сказала:
— А теперь тебе нужно спать.
— Сколько я буду здесь?
— Пока твой хозяин за тобой не придёт.
Северяне разбирались в науке трав и отваров и умели врачевать. Болезнь они, конечно, считали наказанием богов, но и с ранами справлялись хорошо.
В доме, куда направился Льеф, было семеро тяжелораненых. Сигрун перевязывала их. На земляном полу горел огонь, и травница грела на нём воду для промывки ран. Льеф сел у дверей и стал ждать. Люди, которые ухаживали за ранеными, входили и выходили.
Наконец, девушка заметила викинга.
— А… вот и ты пришёл.
— Ждала? — спросил Льеф.
— А то, — она кивнула в сторону стоявшей у окна лежанки. — Расскажи Руну, как я хорошо тебе помогла.
— Обязательно, — Льеф поднялся и пересел на топчан, на который указала Сигрун.
Чужачка лежала, закрыв глаза. Её длинные волосы разметались по покрывалу, напоминая лучи светила, что пылало в полуденном небе.
— Её зовут Кена, — шепнула Сигрун, заметив, какой нежностью наполнился взгляд воина. — И она в самом деле тебя околдовала.
— Ну и что? — бросил Льеф, не глядя на лекарку.
— Ничего, — Сигрун повела плечом и вернулась к делам.
А Льеф всё сидел и смотрел, пытаясь понять, в чём же тайная магия лица раненой южанки, и зачем он притащил сюда, на север, эту рабыню.
Кена открыла глаза — ясные и голубые, как у самых красивых из северян. В зрачках её таился страх — как будто она Льефа узнала.
Чужачка попыталась немного отползти назад, но Льеф перехватил её запястье и удержал.
— Я – твой господин. Я взял тебя по праву победителя, и ты не должна меня чураться. Твоя жизнь в моих руках.
Кена сглотнула.
«Всё-таки это правда», — с отчаяньем подумала она, и слёзы навернулись на глаза. Никогда больше ей не увидеть зелёные просторы Элриа, никогда не услышать песен своего народа. И здесь, в чужой земле, она больше не была дочерью вождя, а стала всего лишь рабыней.
Льеф смотрел на девушку в недоумении. Он никогда не видел, чтобы плакали те, кому больше десяти лет.
Однако суровый и часто без меры жестокий в бою, Льеф никогда не посмеялся бы над незнакомой девушкой. За насмешку же над собой тотчас вызывал на бой.
— Перестань. Ты сама выбрала свою судьбу.
Чужачка отвернулась к окну.