— Разве кто-то дал мне возможность выбирать?
— Я предпочёл бы смерть бесчестию. Никого из людей Севера не склонить на свою сторону силой — только доводами разума. Для любого из нас смерть достойнее и желаннее, чем бесславное и бессильное существование. Ты же позволила себя увести.
— Ты спросил меня, хочу ли я умереть?
— Я могу помочь тебе с этим прямо сейчас.
Кена замолкла и опасливо посмотрела на Льефа.
Мужчина с чёрными волосами, что густой волной струились по широким плечам, мало походил на северянина и, казалось, был Кене знаком. На плечах воина лежал плащ из волчьей шкуры, а одежда его состояла из меховой куртки и штанов. Бёдра викинга оплетал широкий металлический пояс, с которого на цепочке свисал меч.
Жившие на юге одевались иначе: они носили меховой плащ и куртку, сшитую из двух шкур, а для украшения надевали янтарные бусы и зубы животных.
— Вы убили всех моих родных, — тихо сказала Кена. Во взгляде её тлела мольба, будто она надеялась, что Льеф опровергнет её слова.
Но на Севере не говорили с человеком о его несчастьях — разве что для того, чтобы предложить помощь. А помочь чужачке Льеф уже ничем не мог — даже если бы и хотел.
— Ты должна свыкнуться. Никто не избежит участи, назначенной роком — как говорит мой отец.
Люди Севера свято верили в то, что судьба определяет земной путь как людей, так и богов. Ни воля воина, ни мольбы женщины не изменят предначертанное. Все свои поступки воины объясняли тем, что рок позаботится обо всем, и все происходит так, как решено волей норн.
«Нельзя противиться судьбе, — слышал Льеф с малых лет и не раз испытал правильность этих слов на себе. — Никому не сделать даже шага вперед, если судьба так пожелает».
— И какова же… — Кена прокашлялась. — Какова же моя судьба?
— Принадлежать мне.
Льеф встал, не обращая более внимания на рабыню, и обернулся к Сигрун.
— Продолжай за ней наблюдать. Я приду через несколько дней.
Затем снял золотое обручье и протянул ведунье.
— Не забудь сказать Руну! — крикнула Сигрун вслед, когда Льеф покинул избу.
Льеф вышел на воздух. Только теперь он ощутил, какой тягостный дух лука и лечебных трав стоял в избе. Он смотрел на кромку леса вдалеке и думал о том, как неудачно придумал притащить сюда чужачку.
Южанка не годилась для северной жизни. Льеф предчувствовал, что ему придётся день изо дня оберегать девушку — но уже в следующую секунду при мысли об этом по груди разливалось тепло. Тело Кены было даже хрупче, чем у Сигрун, и один вид рабыни рождал в животе Льефа ощущения, которые его пугали.