Тогда я не поняла маму и не согласилась с ней.
Но потом была жизнь в Орешнике. И я видела разных людей. Тех,
кто родился там и умрет, скорее всего, там же, в нищете и грязи,
жалуясь на несправедливость, потому что не выучился, не захотел
работать, зато на бутылку и закуску деньги всегда находил. И тех,
кто, стиснув зубы, стремился вверх и достигал этого. Да и я, если
подумать, сама была такой. Но ведь получила же профессию, нашла
работу, и да, было невыносимо тяжело, но предложили же мне через
два года работы бесплатное образование — доучиться от больницы на
хирурга? Еще лет пять, и я могла бы себе позволить и квартиру, и
хорошую машину, и отдых на море. Не эти апартаменты, конечно, но
мне бы вполне хватило.
Другое дело, что буквально в течение полугода после переворота
подняла голову и развернулась коррупция и социалка обрушилась так,
что до сих пор восстанавливают, и разделение между бедными и
богатыми только усилилось. Премьер Минкен вовремя подхватил этот
корабль, чтобы не допустить катастрофы, но ломать не строить, и в
дальнейшем оставалось лишь восстанавливать и разгребать… Вот и
бедной Васе пришлось присоединиться к разгребанию…
Я опустилась в ванну, чувствуя, как ноют натруженные за сегодня
руки и ноги. И попа. Филей болел страшно, я уж и забыла, как
страдает мягкое место поначалу. И как важен для наездника хороший
массажист.
За стенкой что-то низким голосом напевал Мартин, и я захихикала.
Видимо, ванные у нас были смежными. И вот лежу я тут, за
перегородкой — идеальный мужчина, который даже в ванной поет не
противно, а думаю при этом о коррупции и вселенской справедливости.
Какая уж тут вселенская справедливость, когда ее и персональной-то
не бывает?
— У тебя полчаса осталось, — сообщил Март громко и гулко через
стенку, и я засмеялась уже в голос.
Через сорок минут я, с еще влажными волосами, выходила в
гостиную в сером мягком трикотажном платье до пят с крупным
вывязанным рельефом и в таких же толстых длинных носках. Я сразу
полюбила его, как только увидела в магазине. Всегда есть вещи,
которые напоминают тебе теплое одеяло: в них безумно удобно и они
скользят по телу, словно лаская его. Вот и в этом платье можно было
сидеть на подоконнике, скрестив ноги — и оно закрывало их
полностью, — или поджать коленки, не опасаясь, что сверкнешь
бельем.