Люк соглашался, жаловался, возмущался, бормотал что-то
полупьяным голосом и распрощался, называя Форбжека дорогим другом и
единственным, кто его понимает.
Потом он позвонил Тандаджи и отчитался о разговоре.
Делать было нечего, суббота тянулась вязко и медленно, телевизор
раздражал, как и бездействие, да еще и нос разнылся. Слуги ходили
тихие, дом казался гулким, большим, и Люк спустился в холодный
пустой спортзал, переоделся, обмотал кулаки эластичным бинтом.
Размялся пятнадцать минут — повращал плечами, покрутил головой,
чувствуя, как отдает болью в лицо, понаклонялся, поотжимался. Начал
«бой с тенью» — обязательный разминочный бой с невидимым
противником. И затем, слыша, как гулом откликаются на удары стены,
стал избивать боксерскую грушу, повторяя джебы, свинги и апперкоты,
боковые и прямые удары, со свистом выдыхая воздух, ощущая, как
бежит пот по спине, и то и дело поглядывая на лежащий на скамейке
телефон.
Он весь субботний день подспудно ждал только одного звонка и был
уверен, что она позвонит. Ведь набрала же она его в пятницу. Не
удержалась.
Люк развернулся и ударил по груше коленом, затем прямой ногой,
добавляя к элементам бокса удары из восточной борьбы. Провел серию
подходов со скакалкой, уже не обращая внимания на дергающую
боль.
Подошел к телефону и набрал номер. Послушал гудки, отключился,
снова ушел к груше — тренировать нижние удары и крученые, с
подсечками. Ему очень не хватало реального противника. Того, кому
можно было бы отвечать.
Марина не взяла трубку ни в следующий раз, ни через один, а
Кембритч с упорством барана возвращался к скамейке и снова и снова
жал «позвонить», потому что она должна была ответить — не могла она
выдержать и не ответить. Только не Марина.
На последнем звонке она сбросила вызов, сообщение
проигнорировала, и Люк, устав, как будто тащил на себе многотонный
груз и не дотащил, потому что не хватило сил, пошел плавать в
теплом бассейне, поглядывая на лежащую на краю трубку.
Он вел себя как идиот и, осознав это, быстро собрался, надел
полумаску и уехал в один из тех полулегальных ночных бойцовских
клубов, где могли сойтись в поединке и аристократ, и простой
горожанин, и никому не было дела до того, кто ты, если ты хорошо
дерешься и не боишься крови.
Люк курил в распахнутое окно, мерз, но упорно не закрывал его.
Болело тело, тянуло в груди. Было пять часов утра воскресенья, и
телефон молчал.