— Организую, — легко согласился
Тандаджи. — Запрос одобрили, так что сегодня вечером или завтра с
утра переведут вас в Иоаннесбург. В Королевский лазарет.
— И нужно что-то решать с
гвардией.
Тидусс едва заметно улыбнулся.
— Решили уже. Гвардия остается в
замке по личному распоряжению Бермонта. Он сказал: «Жена у меня
есть, королева у страны есть, не вижу причин отзывать гвардейцев».
Я поставил Осинского командиром, будут при королеве, заодно и
сведения нужные соберут. А тебя, Игорь Иванович, работа ждет. Судя
по всему, — он взглянул на красную Дробжек, — в кабинет ты
вернуться уже можешь. Хотя бы на полдня. Вот из лазарета и будешь
ходить. А то я как-то привык уже к тому, что работа по внешней
разведке на тебе и что я могу периодически ночевать дома. И, честно
скажу, сейчас дел очень много. Супруга меня две недели почти не
видит и грозит взорвать Управление — она несколько взбудоражена
из-за беременности. А мне очень не хотелось бы привлекать ее за
терроризм.
— Серьезная угроза, — кивнул Игорь с
улыбкой. — Завтра я буду в Управлении, Майло. А капитан, ты уж
извини, пока на работу не выйдет. Может, и вообще не выйдет.
— Сначала напиши запрос на перевод в
твое подразделение, — ледяным тоном сказал тидусс. — А потом уже
решай. А вы, капитан, — обратился он к Люджине, — не хотите ли
остаться на оперативной работе? В службе внутренней
безопасности?
— Я, господин полковник, с Игорем
Ивановичем останусь, — твердо сказала Дробжек.
— Конечно, — сухо ответил тидусс и
удовлетворенно качнул головой. И добавил с иронией: — Но если он
вас уволит, приходите ко мне. Для вас место всегда найдется. Вы
отлично справляетесь с самыми сложными заданиями.
Стрелковский сощурился, Тандаджи
ответил ему невинным и равнодушным взглядом. Дальше разговор зашел
о текущих делах. Господа полковники сильно увлеклись
импровизированным совещанием и еще долго бы общались, если бы в
палату не заглянул врач и непререкаемо не приказал посетителю
удалиться, а пациентам — разойтись по своим койкам. И не испугали
старого доктора ни ледяное недовольство одного рудложского
полковника, ни раздражение другого. Его дело — лечить, а эмоций за
свою жизнь он насмотрелся столько, что они уже не трогали.