Двигался он долго: солнце уже прошло
треть небосвода, когда под лапами наконец захрустела ледяная
крошка, а затем захлюпала вязкая глина, покрытая почерневшей хвоей
и острыми шишками. Зашуршала зеленая осока, раздвигаемая тяжелым
зверем. Медведь глотнул теплой воды — телу сразу стало радостно и
хорошо — и, шагнув в воду, поплыл, быстро перебирая лапами и задрав
нос кверху.
Остров он бы не пропустил — даже в
тумане тот светился зеленоватым травяным сиянием, которое ленивыми
волнами растекалось по водной глади. Среди окружающих его снегов на
поверхности озера цвели кувшинки, вокруг квакали лягушки. Плескала
рыба, и Бермонт не удержался — схватил одну особо наглую, зажал в
пасти трепыхающееся скользкое тело и поплыл быстрее: очень хотелось
поскорее съесть добычу.
На остров он ступил через полчаса. Но
прежде, на мелководье, зажал рыбу лапой и в два присеста заглотил
ее. Попил и обернулся в человека.
В нескольких метрах от берега
тра́вы вымахали по пояс, и дух
кругом разливался сочный и летний, хвойный, яблочный. Высокими
стражами вставали зеленые ели, окружая остров по периметру, —
искололи короля, мягко предупреждая: не ходи, не тревожь праотца.
Но Бермонт шел, и взгляд его то и дело выхватывал то крепкий белый
грибок, то россыпь красноголовиков в желтой хвое, то яркие пятна
лисичек во мху. Шмыгали вокруг зайцы, взволнованно щебетали птицы:
«Стой, не ходи», — и в стрекоте любопытных пушистых белок он тоже
слышал предупреждение.
Недовольство своего отца Демьян
почувствовал задолго до того, как вышел к могиле. Как будто кто-то
крепкой рукой давил на шею, заставлял склонять голову, напрягать
мышцы, чтобы двигаться дальше. И остров начало едва заметно
потряхивать, и деревья вокруг качались, шелестели тревожно,
предостерегающе.
Через несколько минут король ступил
на яблоневую поляну. То тут, то там виднелись молодые яблоньки, а
посреди стояла мать этого сада — высокая, крепкая, с кроной,
которая, казалось, покрывала весь остров. Увидел он тут и лосиху с
лосятами, поедающих паданцы, и топочущих под ногами бесстрашных
ежей, и спящих, свернувшихся клубочками волков. Здесь все
сосуществовали в мире, и никто бы не посмел пролить кровь другого
живого существа.
Когда-то давно, несколько тысяч лет
назад, этот остров был голым камнем, монолитом, поднимающимся из
холодных вод озера. После смерти Михаила Бермонта прямо из скалы
посреди острова выдолбили тяжелый саркофаг и положили туда
почившего короля.