Из распахнувшейся двери прямо на землю выпрыгнул
какой-то джентльмен в дорогом городском костюме,
с револьверами в обоих руках; рядом, со звоном,
рассыпалось осколками одно из окон, выпуская наружу хищное
дуло винчестера; кто-то отстреливался и с другой стороны.
Один раз в недрах вагона мелькнула копна рыжих, почти красных,
волос, длинных и явно женских — но тут же
скрылась в облаках порохового дыма. Несколько бандитов уже
валялись на земле, подстреленные. Кто-то был всего лишь ранен,
кто-то убит. Чьё-то тело, зацепившееся ногой за стремя, тащила
за собой лошадь.
Но свинцовый град из более чем десятка стволов разил
нещадно, на корню забивая хлипкие ростки сопротивления.
Буквально изрешетив хлипкие дощатые стены, он постепенно
заставил навсегда замолкнуть всех, находившихся внутри вагона.
Замолк стрелок в окне, выронив из ослабевших рук
винтовку, что вывалилась наружу и жалобно звякнула, оплакивая
гибель хозяина. Пал джентльмен с револьверами — сначала
схватился за раненое плечо, а потом и вовсе упал
на колени, с простреленным животом. Будто этого было
мало, винтовочная пуля ударила его в гурдь, выбив кровавые
брызги и отбросив уже бездыханное тело назад.
Считанные минуты, и грабители уже нетерпеливо врывались
внутрь вагона, туда, где ждала вожделенная добыча и, возможно,
оставшиеся в живых. Несколько одиночных, контрольных
выстрелов, и многочисленные довольные возгласы возвестили
о том, что всё в порядке, добыча имеет место быть,
и о нескольких павших товарищах никто
не жалеет...
И пока основная масса бандитов занималась сбором трофеев
и упаковкой добычи во вьюки, сводила по сходням
лошадей из последнего вагона и издевалась над трупами,
кто-то вытащил наружу двоих чудом выживших пассажиров, одной
из которых оказалась та самая женщина
с огненно-рыжими волосами, бледная и, видимо, серьёзно
раненная. Их, грубо и не церемонясь, подволокли
к стонущему и держащемуся за бедро кочегару
и свалили рядком.
За главаря в банде был высокий человек, которого
от остальных отличало шикарное сомбреро, длинный цветастый,
хоть и изрядно запылённый, плащ, и повязка на глазу.
Глухими шагами впечатывая сапоги в сухую землю,
он направился к пленникам и встал перед ними. Следом
подошли два стрелка, по-видимому, из особо приближённых.
Жестокое лицо одноглазого, почти по самые глаза заросшее
неопрятной бородой, скривилось: