- Неужто, у него хватило духа
подставить под удар свою дочь? - удивился Вяземский своему же
предположению. - К чему тогда все эти разговоры о своей любимой
младшенькой? Игра на публику?
У него вырисовывалась довольно дикая
картина. Император решил убрать своего главного врага с помощью
хитроумной комбинации, в ходе которой ставит на кон собственную
дочь. Если такое соответствует действительности, то это очень
сильный ход с его стороны. Вяземский оценил красоту и жесткость
этой игры. Он бы сам так и поступил, если бы был на месте
императора. Правда, пока это всего лишь его домыслы. Кто знает как
было на самом деле...
- Ничего, скоро, совсем скоро это все
станет шелухой. Все забудут и про бывшего императора, и про его
семью. К чему вспоминать тех, кто канул в Лету? - с усмешкой
размышлял Вяземский. - Ибо будет новый император, новая гвардия и
новая империя.
Это ощущение близкой (вот-вот
ухватишь рукой) победы, исполнения его самого сокровенного желания
настолько ясно, отчетливо ощущалось им, что казалось уже
случившимся. Его почти с головой захлестнула уверенность в том, что
он победил. Перед глазами разворачивались величественные картины
его триумфа. Поверженный император преподносит ему свою корону. Их
окружают громадные фигуры бойцов в футуристического вида доспехах,
держащие на прицеле сторонников бывшего правителя. На троне,
закутанный в алую мантию, восседает он сам. Раздаются торжествующие
возгласы: До здравствует новый император! До здравствует новая
империя!
Он открыл повлажневшие глаза.
Будоражившие душу картины еще стояли перед его глазами. Именно так
и будет, сомнений у него не было. День первого заседания Имперского
собрания приближался. Сторонники были предупреждены и готовы. В
столицу в течении уже несколько недель небольшими партиями
прибывали опытные наемники со всей империи — снайперы, взрывники,
хакеры, составлявшие ядро боевых отрядом боярина. Формировалась
особая ударная группа, экипированная в секретные разработки ученых
рода. Последняя был специальным резервом, кулаком, который был в
распоряжении Вяземского для последнего сокрушительного удара по
врагу.
- И тогда воцарится порядок,
основанный на силе и высшей справедливости. Каждому будет отмерено
его мерой и по его вере...
Губы кривились, в глазах горел
фанатичный огонек. Вяземский истово верил, что он и есть высшая
справедливость. Он мерило всему, потому что был рожден именно для
этого. Разве какая-то грязь под ногами может помешать торжеству
высшей справедливости? Нет! Тысячу раз нет!