Реально больной. Вот как-то не укладывается в моей наивно-глупой
голове, что люди способные запросто причинить вред ребёнку —
здоровы психически. Отлупить хворостиной или ремнём за шалости —
ещё куда не шло, но угрожать расправой? И ведь по глазам толстяка
вижу, что не врёт.
В одиночку я бы бился до последнего, но в спину мне с надеждой
смотрели испуганные голубые глазки. Которые без меня точно
пропадут. Что оставалось? Придётся до поры ужать клокочущую внутри
злобу. Я неуклюже поднялся, шатаясь залез в нору и, стараясь не
встретиться с дочерью глазами, отдал упырю пайку. Благо хоть воду
он не требовал.
Всё время до следующей кормёжки, глядя как вертится в голодном
полусне мелкая, я не сомкнул глаз, мечтая как разрываю жирдяя
голыми руками. Но мечты обычно остаются лишь мечтами. Пришлось
несколько поостыть, чтобы не натворить глупостей. Если уж
действовать, то наверняка.
Утреннюю пайку полностью отдал дочери. Впрочем, она вернула мне
почти половину, уверяя что наелась и больше ей не лезет. Так прошло
ещё сколько-то суток.
Иногда нас угощала бабулька живущая немного правее. Толстяк
почему-то её не трогал, первые два дня. Но потом голод таки взял
верх и он доклепался и до старушки. Никто из окружающих ей не
помог. Я может быть и вступился бы, при других обстоятельствах,
если бы был один, а так безопасность дочки важнее.
Впрочем, бабка оказалась не лыком шита. Подняла хай, врезала
толстяку сумочкой из красной кожи по харе, царапалась, кусалась,
даже плевалась пока он вытаскивал её из норы. В конечном итоге это
ему надоело и он приложил женщину головой о пол.
Когда толстяк ушел она так и не поднялась, только постанывала. Я
помог ей забраться в нору, а часа через два шестиугольное отверстие
в котором обитала бабка схлопнулось будто его и не было. Похоже
старушка умерла и автоматика закрыла лишний СОТ похоронив женщину в
своем стальном нутре.
Самое страшное — я заметил, что слабею. Если вначале постоянное
сидение на заднице выводило из себя — хотелось двигаться. То теперь
недолгая прогулка по коридору быстро изматывала. Ещё неделя такого
питания и я не смогу подняться на ноги.
Два милых соседа мрачно поглядывают в мою сторону голодными
глазами и шепчутся, ждут пока окончательно ослабею чтобы заделить
мою пайку. Если я слягу Дашка тоже не выживет в этом долбанном
отстойнике с такими-то мразями. Нужно что-то делать и быстро, пока
ещё есть силы. Я и так уже насмотрелся как взгляд мелкой постепенно
теряет озорство и тускнеет, а голубые глаза всё больше становятся
серыми. Если уж подыхать то быстро и весело.