И это была совершенно не та музыка, под которую
хотелось бы умереть.
Ликвидаторы потратили несколько лет в попытках
зачистить рассредоточенные силы биомашин, показавших неожиданно
острые зубы. Жесточайший отпор, следующие одна за другой диверсии,
хладнокровные расправы над любым, кто попадал к ним в руки. Громкие
заявления, требования прекратить преследования здесь и сейчас,
обвинения во лжи, насмешки над Конвенцией, над процессом в
Хельсинки, над «итогами» войны.
Даже лишённые эмоций, эти машины продолжали как будто
по старой памяти воспроизводить реакцию тех людей, которыми они все
когда-то были.
Мэттью, к своему неудовольствию, участвовал в той
самой финальной операции, когда им наконец-то, после нескольких лет
стычек, удалось накрыть это логово. Он даже имел сомнительную честь
созерцать лидеров вплотную, находясь в составе группы захвата,
получившей приказ взять главарей живыми, остальных – уничтожать
сразу.
Искусственные внутренности Скотта до сих пор сводило
иллюзорной болью от одного лишь воспоминания об этом. Ему, в самый
неподходящий момент оставшемуся один на один с монстром, чудом
удалось обезвредить их центрального тактика – женщину с позывным
«Герц», которая и координировала большинство действий сети. Но, в
попытке следовать приказу «брать лидеров живыми», Мэттью допустил
критическую ошибку: подошёл к бьющемуся в конвульсиях телу слишком
близко, не дожидаясь, когда к нему подтянется остальной их отряд,
зачищавший накрытую шумами территорию.
Скотт просто не успел заметить подошедшего сзади,
буквально материализовавшегося из стелса другого церебрала. Даже не
понял, что произошло. Только запомнил, как дёргающаяся на земле
женщина с наполовину протезированным лицом смотрела прямо сквозь
него – на что-то за его спиной.
А дальше он ничего не помнил.
Очнулся Скотт в госпитале несколько месяцев спустя,
когда всё уже давно закончилось. Как ему рассказывали, его
внутренности были буквально превращены в фарш. Говорили, это был их
самый главный, Чен-как-там-этого-китайца. Неважно. Скотту было на
всё это наплевать. Даже на награду, к которой его представили со
всеми почестями – видимо, за то, что побыл приманкой! – и на ту
наплевать.
Фиолетовые импланты глаз до сих пор равнодушно
смотрели за его спину, выглядывая из каждого зеркала. И беззвучный
голос, которого он никогда не слышал, звучал прямо в
ушах: