Добирались.
Мэттью мог рассказать куда больше Алекса, не
заставшего того времени в сознательном возрасте. Мог рассказать,
как они лишались людей и техники в устрашающих количествах, пока
ловили очередную такую биомашину. Ведь даже те из военных
марионеток, кому было больше нечего терять и кто в других условиях
давно пустил бы себе пулю в голову, шли до конца, устраивая
чистильщикам напоследок жестокую бойню.
Уже к середине войны одни официальные списки военных
церебралов составляли в среднем тысячи, а местами и десятки тысяч
человек на страну-участника. И это всё – открыто
задокументированные операции, проведённые специалистами. И это всё
– лицензированные чипы. А сколько было нелегальных имплантов,
кустарных переделок? Сколько операций даже в официальных войсках
было проведено в обход всех формальностей? Сколько информации всё
ещё остаётся засекреченной – и рассекретят ли её когда-нибудь
вообще?
Масштаб катастрофы осознали слишком поздно, когда
было уже не до неё: технологии контроля разума были отнюдь не самой
страшной проблемой из имеющихся. Просто зудящей, будто кремниевый
кусок, от которого невыносимо хочется избавиться, но который уже
очень глубоко пустил свои биоэлектронные корни в мозг, став
неотъемлемой его частью.
Сотни военных церебралов. Бывшие офицеры, боевики,
техники, программисты, врачи, пилоты… Китай, Австралия, Канада,
США, Германия, Россия… да кого там только не было. Оказавшись «за
бортом», не знающие ничего кроме войны. Искалеченные физически и
психически инвалиды, наполовину люди – наполовину машины, сбившиеся
в одну стаю или, вернее сказать, сеть. Потому что иначе как сетью
эту террористическую группировку живых компьютеров назвать было уже
невозможно.
Программы, «пилотирующие» остатки мозга и
тела.
Программы, всё ещё считающие себя людьми.
Дьявольски смышлёные симбионты органики и
техники.
Это уже были не люди, в них не оставалось ничего
человеческого.
Мэттью до сих пор помнил стоящий в прослушиваемом
эфире страшный, кажущийся потусторонним «хор»: ликвидаторам
попросту заглушили этой передачей все каналы. Мечущееся по всем
частотам эхо, в которое какая-то очередная механическая сволочь
закинула назойливо проигрывающийся раз за разом один и тот же трек.
Вроде это было что-то из классики. Мэтт не был уверен, но
навязчивая «мелодия», до сих пор возвращающаяся к нему во снах,
звучала в тот момент до боли знакомо.