Как описать десятки часов, когда
ровно ничего не происходит, сидишь без движения в тесном, душном,
полутемном отсеке, и от тебя ничего не зависит? Хлеб с солониной,
крекер, чай с куском сахара два раза в день — главные происшествия.
Поход в гальюн выливается в целое событие. Ночные всплытия для
проветривания, набрать воду на гигиену да продуть фекалии за борт —
эпохальные вехи.
Оглохший слухач сошел с ума. Не
контролируя голос, он начал выть и жаловаться. Его связали линьком,
засунули тряпку в рот. Через полсуток матрос тихо помер. Макаров
прошептал над ним молитву, приказал снять форму и примотать к ногам
груз. Ближайшей ночью тело перевалилось через люк, исчезнув навеки
в черной воде.
На четвертые сутки с востока донесся
взрыв. Кто-то опробовал днищем минное заграждение
«Кальмара».
— Отлично. Турок пробовал войти в
Золотой Рог.
Конопатый акустик засек винты идущих
парой малых судов.
— Всплываем? — никто не произнес
вслух, но у каждого в глазах этот вопрос.
— Рано! — Макарову самому невтерпеж,
но капитан обязан быть крепким за весь экипаж. Его воля сильней,
чем двадцати семи офицеров, унтеров и матросов, вместе взятых. —
Пусть протралят.
— Бабах! — сообщило море через
полчаса. Может, турки мину уничтожили. Или мина турка. Из-под воды
не видно.
Через восемь часов нечто крупное
прошло из Босфора в Золотой Рог.
— Господа, проход открыт. Не
известно — постоянно ли. Ждем попутного проводника, — распорядился
Макаров, вглядываясь в осунувшиеся лица с потрескавшимися губами.
Он искал малейшие признаки бунта. Не находил. Народ держался, верил
и молился.
Попутки ждали часа три. Видать,
здорово струхнули иностранные купцы. Как ни засиделись в османских
объятиях, но лезть пузом на мины — невелика радость.
— Идут к Босфору, ваше благородие…
Двое. Нет, еще винты.
— К всплытию по местам стоять. Двоих
пропускаем, под третьим идем.
На шестидесятифутовой глубине
«Акула» зацепилась на пяти узлах за винтами парохода. Штурман потел
и седел, пытаясь высчитать местонахождение лодки с точностью до
пяти саженей. Макаров, поминутно дергая штурмана, слухача и
машинное, вел лодку так, что всплыви — и нос ударится в перо чужого
руля. Да что слухач, метровые винты гремели сверху и впереди так,
что зубы ныли.
— Мы в Босфоре, — просипел
штурман.
— Пароход берет вправо, — добавил
матрос.