— Ваше благородие, вижу «Катрана»! —
доложил Лещенко. — Рубка над водой, назад сдает.
Макаров схватил бинокль и рванул к
трапу. Вынырнув из люка, он увидел необычную картину: лодка Ланге
разгоняется, упирается в невидимое препятствие, подымает за кормой
бурун, упирается, затем откатывает назад.
Примостившийся рядом старпом опустил
бинокль.
— Кажись, цепь натянули. Что ж он
снизу не пробовал?
— Сдается мне, пробовал. Если не
одну, а две цепи пропустили, выше и ниже, мы попали, как кур в
ощип.
— Что делать, ваше
благородие?
— Пока наблюдаем и малым ходом
отползаем.
На глазах Макарова и Лещенко капитан
«Катрана» опробовал акробатический трюк. Он сдал назад, чуть ли не
до «Акулы», врубил «полный вперед», погружаясь на перископную.
Перед самой цепью нос субмарины вылетел из воды. В бинокль было
видно, как корпус завис в неустойчивом равновесии. С турецкого
форта ударил прожектор, в саженях десяти от лодки разорвался
снаряд.
— Принимай балласт в носовые! —
прошипел Макаров, словно тот капитан мог его услышать. Ланге
догадался сам. Сверкнув винтами в воздухе, «Катран» носом свалился
в пучину. Вдогонку понеслись нестройные пушечные
выстрелы.
— О дает! — восхищенно протянул
старпом. — Степан Осипович, нам что, тоже так прыгать
блохой?
— Не выйдет. У них машина мощнее,
«Акула» выдаст себя и застрянет. Отступаем назад, с рассветом
ложимся на грунт. Ждем.
— Так, ваше благородие, утром
«Кальмар» мины выставит.
— Он — выставит, турки напорются,
потом мы проскочим. Не будут же они Золотой Рог вечно запертым
держать. Здесь иностранных бортов — полсотни.
Потрескивая обшивкой и шпангоутами,
субмарина легла на ровный киль на глубине восьмидесяти футов прямо
у главного фарватера. Взрывы стихли. Очевидно, турки умаялись
лупить по воде, а в побитых кораблях все положенное
рвануло.
Лодка замерла. Капитан собрал
офицеров.
— Сидим тихо. О нас не должны знать.
Османы могут водолазный колокол опустить. Им негоже слышать наши
голоса. Кто шумнет — лично по всплытии за борт выброшу. Слушать
винты. Как судоходство возобновится, сядем кораблю на хвост и
выберемся.
— Сколько ждать-то, ваше благородие?
— штурман произнес то, что у всех крутилось на языке.
— Не могу знать, — раздраженно
прошипел Макаров. — Неделю или год. Еженощно всплывать на
проветривание. Оксилит есть. Две кружки воды в день, половинный
паек. Умываться ночью соленой водой. И молчать! Несогласного
пристрелю самолично.