Про сеньорит можно даже книгу
написать в добавление к его диссертации. Страшные все, как ядерная
война! Пока молодые, то костлявые и носатые, с копной чёрных волос,
кое-как уложенных, и все в кричащие цвета одеты, розовые-жёлтые,
голубые-зелёные. Безвкусно и отталкивающе. А чуть старше — и уже
заплывшая жиром кошёлка-матрона, вдвоём не обхватишь. И вечно с
огромными сумками, куда-то чего-то тащат. Все потные, намазанные
яркой косметикой. Жуть. Конченые мать-кальсоны.

Интермеццо
четвёртое
Жена делает мужу замечание:
— Ты очень плохо выколачиваешь ковер. Нужно бить посильнее.
— Сильнее нельзя, — отвечает муж.
— Почему?
— Если бить сильнее, поднимается ужасная пыль!
Густав Макс Видеркер в последнее
время мучился грудной жабой. Чуть переволнуешься или поспешишь
куда, и всё — боль в груди и в челюсти. Пока нитроглицерин не
примешь, совсем тяжко, потому бегать старался поменьше. Врачи? А
что врачи! Меньше, мол, животных жиров и спокойная жизнь. Это у
него-то, который еле успевает на два фронта? В этом году он
значительно расширил своё ковровое производство. Теперь кроме двух
его небольших фабрик в Буксе и в немецком Плюдерхаузене у него
настоящий монстр открыт в Ветциконе, недалеко от Цюриха. И ткут там
ковры по лицензии от русских — не обычные, а картины. Плюсом те же
русские ковры продаются в пяти его магазинах по всей Швейцарии.
А футбол? Футбол — это любовь, и на
неё время у Густава было всегда. Футбол — на первом месте. До
финала Кубка европейских чемпионов 1968-69 годов, который пройдёт
28 мая, три дня. Есть время слетать до Алма-Аты и обратно. Таким
людям, как Пётр Тишков, отказывать в такой малости, как разговор о
футболе, да ещё который может принести существенные деньги, не
принято. Успеет вернуться и поглядеть, как «Милан» с «Аяксом»
рубиться станут.
Не успел. Из самолёта вынесли на
носилках. В воздухе случился сильнейший приступ — прямо скрючило от
боли, и ни вздохнуть, ни пошевелиться. Таблеточка хоть и
подействовала, но полностью все симптомы не сняла. Подъехала в
аэропорт карета «Скорой помощи» и отвезла в больницу в Алма-Ате.
Плюхнули на соседнюю койку с герром Тишкофф.
— Ну, теперь наговоримся... Так,
Густав, сейчас тебя прокапают, поспишь — а утром поговорим, и
отправят тебя в горное ущелье, тут недалеко. В санаторий.