Я не была «гостиничным» ребенком, но выросла рядом и ощущала, что где-то во мне тоже есть такое чувство, которое помогало избежать горечи расставаний.
Однако, что касается расставаний, Ёко сильно отличалась от нас всех.
В детстве, когда горничные убирали комнаты, мы с Ёко бегали по всей гостинице, и часто с гостями, которые долго в ней проживали, устанавливались дружеские отношения. Нам даже доставляло удовольствие обмениваться приветствиями с теми, кого мы знали только в лицо. Среди проживающих встречались и неприятные люди, но больше было приветливых, которые создавали вокруг себя оживленную атмосферу и пользовались уважением среди поваров и служащих гостиницы, часто становясь предметом их обсуждения. Когда приходило время отъезда, они паковали свои вещи, садились в машину и уезжали, помахивая на прощание рукой. И ставшие пустыми комнаты уже выглядели по-другому, хотя полуденное солнце продолжало так же ярко светить в их окна. Они, наверное, вновь приедут на следующий год, но следующий год казался таким далеким и абстрактным. На их место приезжали новые гости, все повторялось.
С окончанием сезона и приходом осени число гостей резко сокращалось, и я заставляла себя быть бодрой и веселой, чтобы преодолеть возникшее чувство одиночества. Однако Ёко всегда была в подавленном состоянии, и, когда она находила что-нибудь забытое ребенком, с которым у нее сложились хорошие отношения, слезы лились у нее из глаз. У большинства людей подобный настрой занимал небольшое место в их душе, и, я думаю, любой мог заставить себя сконцентрировать свое внимание на чем-то другом, а тот, кто действительно был настолько сентиментальным, что испытывал чувство одиночества, научился преодолевать его. Однако с Ёко все было как раз наоборот. Она бережно сохраняла и лелеяла в себе такие чувства и, по-моему, не хотела с ними расставаться.
Как только мы завернули за угол, сквозь листву деревьев замаячила светящаяся вывеска гостиницы «Ямамотоя». Каждый раз, когда я видела эту вывеску и длинный ряд окон гостевых комнат, чувство облегчения и спокойствия овладевало мной. И не имело значения, много ли было в этот момент гостей и все ли окна были освещены, даже если гостиница пустовала, – я все равно испытывала ощущение, что меня здесь радушно встретят. Мы обычно входили в дом со стороны кухни, открывали скользящую дверь главного здания, и Ёко объявляла, что мы вернулись. В это время моя мать, как правило, была еще там и пила зеленый чай в гостиной. Расправившись с пирожными, все расходились по комнатам, а мы с мамой отправлялись в наш флигель. Так было почти всегда.