— Ты боишься. Настолько, что готова оболгать и себя, и того лигура, который тебя продал?
Я молчала.
— Это мило. Как минимум, этот глупый рассказ позабавит господина.
Или вызовет интерес… И если управляющий действительно все расскажет — то сделает это нарочно.
— Господин не желает видеть тебя в своей постели.
Я не верила ушам. После всего? Не желает? Или главным развлечением было провести меня голой?
— Ты отправишься прислуживать в покои. Обычной комнатной рабыней.
Я смотрела в лицо управляющего, стараясь различить ложь. Просто не могла поверить, что мне так повезло.
— Вы смеетесь надо мной? Это жестоко, господин управляющий.
Огден изменился в лице. Помрачнел, подвижные тонкие губы сжались в прямую полосу:
— Как ты смеешь говорить мне подобное? Сомневаться в моих словах? Ты слишком дерзкая для рабыни.
Я опустила голову. Я забылась.
— К работе приступишь сегодня же.
Он поднялся, подошел вплотную и подцепил пальцем длинный золотистый локон:
— У тебя красивые волосы. Мягкие, как шелк, тонкие. Не то что проволока на головах вериек.
С каждым словом я холодела. Мне обрежут волосы. Как и положено рабам — по самый подбородок. Если я не наложница — длинные волосы мне не положены. Я никогда не была остриженной. Наверное, даже не смогу на себя смотреть. Но если это необходимая жертва…
Огден выпустил прядь:
— Готова? — Он помедлил. — Расстаться с волосами?
Я лишь опустила голову еще ниже. Ничего не отвечала.
— Кажется, я задал вопрос.
Я стиснула зубы:
— Режьте, господин управляющий.
Он цокнул языком:
— Сколько же лет понадобится, чтобы они отрасли вновь? Сколько?
Я пожала плечами.
Лучше бы все сделали без лишних предисловий. Единым махом. Чтобы место сомнений тут же заняли сожаления.
Огден вновь поддел мои волосы рукой, будто любовался:
— Думаю, разумно с этим повременить. Хозяйская воля переменчива. Может, господин еще пересмотрит свое решение. Жаль портить красоту.
Внутри все сжалось. Управляющий только что вселил надежду, и тут же ее отобрал.
Он махнул рукой где-то за своей головой:
— Собери в пучок. Аккуратно, чтобы не бросалось в глаза. И не смей плести косу, как господа.