Джесс и не заметила, как настал черед давать
ей первой клятвенные супружеские
обещания. Она смотрела на «суженого» взглядом кролика, гипнотизируемого удавом.
Слова брачного обета вылетели из ее уст сами собой, словно с помощью какого-то
незримого волшебства.
Когда пришел черед произнести ответную клятву Маккоулу, Дункан как-то
по-особенному посмотрел Джесс в глаза. Будто искал в ее только что
произнесенных словах искренность, а своим, готовым вырваться на свободу, – одобрение и милость. Паркенс взирала на
Маккоула с широко раскрытыми глазами. «Может сейчас тот самый момент, когда все
необъяснимое и загадочное закончиться вдруг? Все актеры и актрисы снимут свои
маски. В поле зрения появиться Сэмюэль Декер – мой настоящий жених. И жизнь
пойдет своим нормальным и привычным
чередом. Но почему тогда мне сейчас совсем не хочется, чтобы все в один миг прекратилось?»
Этот ее последний взгляд мольбы от судьбы
чуда Дункан расценил по-своему, как немое согласие на волю небес. Жених
громогласно изрек ожидаемые присутствующими слова и накинул, согласно
шотландским традициям, на плечи невесты клетчатый платок с цветами своего
клана, закалывая его серебряной булавкой, что означало только одно:
родственники молодого рады свадьбе и принимают девушку в свою семью.
Если бы в этот момент Джессика Паркенс видела
лицо Ричарда Маккоула, то испытала бы невольный страх. Его рука покоилась на
рукоятке меча, с которым тот не расставался ни на минуту, губы были искривлены в
подобие горестной улыбки, а щелочки-глаза искрились ненавистью и злостью.
Но новобрачная (теперь уже ее можно было
называть по праву именно так) не могла видеть реакцию своего деверя, так как
принимала вместе с супругом вереницу громких поздравлений присутствующих.
В графстве Абердин, как символ изобилия и счастья
будущих детей, над новобрачными разбрасывались горсти ячменя, и в решете несли хлеб и сыр, затем куски их
раскидывали вокруг, а молодежь и дети старательно ловила эти «крупицы благости». Мало кто знает, что сыр на свадьбах, по народным верованиям,
выступал в роли апотропея[2],
могущего оградить от злой силы. Со временем решето с хлебом и сыром было
заменено овсяной лепешкой, называемой «пирогом невесты» (bride’s cake). Ее
разламывали над головой новобрачной, когда та переступала порог дома по возвращении
из церкви, и кусочки разбирали гости. Особенно им была рада холостая молодежь.
Кусочки этой лепешки — «благодать невесты» — гости тщательно хранили. Верили,
что если положить такой кусочек под подушку, это гарантирует приятные сны и
счастливую судьбу.