- Из такси, ты, кстати, похож на моего пассажира, только когда
успел переодеться? А у меня вот руки и тушка не моя. Это не кино
разве?
- Барин испей водички! – мне суют баклажку с водой.
Оглядываюсь вокруг и понимаю, такое не приведется. Вместо
нормальной дороги пыльная тропа, вместо вечера день, вместе поздней
осени лето! Но и самое главное не это, я узнаю местность! Вон
пригорок, с которого мы скатились на телеге, вон там двугорбая гора
вдалеке, вот «гадун камень» - огромная глыба, лежащая в начале
деревни, я её помню с самого детства, лет с трех! Название из-за
гаданий деревенских девок данная глыба размером с трехэтажный дом
получила. Но и это ещё не все, впереди виднелась деревня, ряд
плохоньких домиков огороженными жердинами и церковь, ещё
строящаяся, но узнаваемая. Церковь я тоже помнил, и помнил дату её
постройки, случайно конечно. В 1996 году ей было ровно сто
семьдесят лет, а на следующий день после её «именин» она сгорела от
удара молнии. В газетах писали, и по телевизору говорили, вот и
запала цифра в голову. Только вернули церквушку хозяевам, и на тебе
- сгорела. Судя по всему сейчас 1826 год. Ничего не говорит дата,
кроме вложенного в голову советской пропагандой восстания
декабристов, и то - было или нет, не помню. Рядом очухивается кучер
таксист и задаёт глупый вопрос:
- А чего светло так? И тепло. – почесывая огромную шишку на
голове.
Оглядываю своё тело, молодой паренёк, ну как молодой, лет
двадцати пяти, неплохо, по сравнению с таксистом одет. Окружающие
глядят на меня с почтением, хотя глядит всего пара человек,
остальных пяток глаза не поднимают. Решение принимаю быстро, и
шепчу на ухо кучеру.
- Мы в прошлом, если не хочешь попасть как колдун на костёр -
молчи я, судя по одежде тут главный.
Кучер замолкает и тоскливо обводит всё вокруг глазами. Выпиваю
из деревянной баклажки вкусной воды. И говорю: - Что глазеете, коня
спасайте!
Наш двигатель мощностью в одну лошадиную силу, лежал в остатках
упряжи, по всей видимости, тоже пострадал. Моё ободранное воинство
опомнилось и кинулось спасать коня, оставив мне лишь одного
собеседника, которого я опять же случайно знал по имени. Это был
первый батюшка в новой церкви, или приходской священник, как их
там. Имя у него было Герман, об этом тоже писали, а вот как звали
меня, или например кучера я не помнил. Герман был одет тоже плохо,
но не как оборвыш, и имел огромный крест на своей груди.