Наломали
веток, запалили костерок, сверху пристроился медный котелок. Вот
еще один пункт моих планов по закупкам ништяков, но постоянно
отодвигаемый куда подальше. Все же в кожаном приходится греть не на
открытом огне, а над углями, да и привкус кожа дает своеобразный. Я
хоть и привык уже, тем более и фляга у меня кожаная, но будет
возможность — заменю обязательно!
Поразмялся:
наклоны, скрутки, приседания. Как же затекло тело! Все-таки,
сколько мы проехали?
— Далеко
еще? — подошел я к Гунару, который раскидал ногами снег, постелил
на землю снятое с поклажи одеяло и уселся к костру.
— Почитай
еще столько же.
М-да...
Понятней не стало. Стал устраиваться рядом с Коллем. Он так же сел
у костра, воткнул в снег копье.
—
Можно?
Кузнец
молча протянул копье мне.
Интересно,
Хельми для тренировок давал мне другое. И от Фродиных отличается. У
этого древко было слегка потолще и короче, но за счет наконечника
общая длинна оставалась такой-же как и на уже знакомых мне копьях.
А вот сам наконечник, однозначно заслуживал внимания. Длинный,
около тридцати сантиметров и широкий в основании он напоминал
большой кинжал. А еще у него в районе втулки были, было... даже не
знаю, как назвать — как будто небольшая металлическая перекладина.
И самое главное, наконечник был также как и мой сакс «мозаичным»,
как местные называли то, что в моем мире звалось
дамаском.
— Класс! —
я провел пальцами по металлу.
— Нравится?
— прищурился Колль.
— Да, —
выдохнул, возвращая копье обратно, — не разбираюсь в копьях, но
наконечник великолепен!
Тут я не
лукавил, желая подмазать владельца, за последнее время насмотрелся
на местные железные поделки. На их фоне и мой, казалось бы,
простенький нож, и этот наконечник смотрелись вершинами технологий:
многослойная сталь сердечника, темные полоски наваренных лезвий,
металл тщательно отполирован. Не до зеркального блеска, конечно, но
следов ковки, как на моем топоре и Фродином свинорезе, не
было.
Колль
расплылся в довольной улыбке.
— Это я еще
во времена своей юности сковал. Оно со мной не мало
постранствовало!
— И ведь не
соглашается продать, бирюк старый, — усмехнулся третий мой
спутник.
— Я его не
продам, — кузнец любовно провел ладонью по темной древесине древка,
— со мной пойдет. Туда, — он поднял глаза к небу, вслед за легким,
почти незаметным дымком костра, — пусть другие эйнхерии
завидуют.