С самим Микулой, хоть тот и простой мужик-пахарь, даже и Вещий
Олег разговаривал... вежливо. Во избежание.
То - Вещий. Он же - ширяется. По поднебесью. А Никитыч... не
ширяется. И, увидев одинокую наездницу, кидается бить её булавой по
голове.
Других навыков общения с женским полом у Добрыни нет. Окна бить,
двери ломать, руки-ноги рубить... А чего ещё с бабами делают? «Дал
сто баксов - она моя. Забрал сто баксов - она в экстазе». Или вот:
увидел и сразу дубиной по мозгам.
Увы - фиаско. Не смог. Не так, как вы подумали, а
по-военному.
Дочери Микулы в отца пошли.
«Ухватила тут Добрыню за желты кудри,
Сдернула Добрынюшку с коня долой,
А спустила тут Добрыню во глубок мешок,
А во тот мешок да тут во кожаный».
Там бы он и помер. Но конь у Настасьи заговорил. От перегруза:
двух богатырей таскать тяжело. У моей тачки рессоры в подобных
ситуациях тоже скрипят.
Глянула Настасьюшка, спросила вежливо:
«Возьмешь ли, Добрыня, во замужество?
Я спущу тебя, Добрюнюшку, во живности.
Сделай со мной заповедь великую,
А не сделаешь ты заповеди да великие,
На ладонь кладу, другой сверху прижму,
Сделаю тебя да в овсяный блин!»
Ух как не хочется святорусскому богатырю снова...! Но деваться
некуда. Добрыня кивает, соглашается. Сщас как с Маринкой: под
ракитов куст да за востру сабельку. И - порубить кусочно… Увы.
Облом.
Бог с ней, с «заповедью великой». С Маринкой вон тоже
сговаривался. Но эта-то... в любой миг прихлопнет. «В овсяный
блин». И пришлось славному богатырю, защитнику Земли Русской,
истребителю «летающего супер-водопроводчика» идти замуж.
В смысле: наоборот.
«Приняли они да по злату венцу.
Тут за три дня было пированьице».
Но ориентацию Добрыни Маринкина история сбила напрочь. На женщин
- идиосинкразия. И поехал он в загранкомандировку. «Далеко в Орду,
на двенадцать лет».
Однако инстинкт самца-собственника не выветрился. Как пришло
время свадьбы объявленной вдовою Настасьи с Алёшой Поповичем - враз
заявился. В своём фирменном стиле:
«Идет как он да на княженецкий двор,
Не спрашивал у ворот да приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Да всех взашей прочь отталкивал».
Впрочем, Настасья Микулишна вполне понимает болезненное
самолюбие мужа и успокаивает его не кулаком, а показной скромностью
да уместным словом:
«У нас волос долог да ум ко́роток,