Тот сначала хотел сам меня проводить, но вовремя явился очередной, скорее всего, бизнесмен и отвлек его несомненно важным разговором о каких-то землях. Я не вслушивалась в их разговор и получив разрешение, двинулась в указанную Воскресенским сторону. Надо бы побыстрее, пока он не передумал и не сводил меня и в туалет!
Я так спешила, что явно свернула не туда. Никакой дамской комнаты в череде дверев в длинном, украшенном ковром и изящной лепниной, коридоре не было в помине. Двери вели в оформленные в том же дворцовом стиле комнаты и кабинеты.
Одна из занятых дверей была плохо прикрыта и оттуда доносился жесткий мужской голос:
— Ну похожа, и что? Настя, мне самому до сих пор плохо, но нашей Адельки больше нет, понимаешь? Девчонка может быть хоть копией тебя, мало ли, сейчас пластическая хирургия так лицо подправить, что родная мать не узнает!
Я бы прошла мимо, но после двух прозвучавших имен остановилась как вкопанная. Что… Что мужчина говорит?!
— Нет, ты не понимаешь! — с отчаянием простонала, судя по всему, Анастасия Калинина. — Дело даже не во внешности… Я просто чувствую, что она моя дочь. Я чувствую, Боря. Как мать. То, что не чувствую к Лешику. Я его люблю, но он не мой. А эта девочка…
В моей голове будто собрался пазл произошедшего, и я от своей догадки чуть ли не осела на пол, но сумела удержаться за косяк… О, Господи. То есть… То есть Воскресенский хотел выдать меня за пропавшую дочь Калининых?! Зачем? Разве можно так жестко играть? Потому что подобного быть не может, у меня свои родители, у меня своя мама… была.
— Настя! Что ты такое говоришь?! — зло прошипел Борис.
— Я не знаю… я уже ничего не знаю, — и такая смертельная усталость в голосе Анастасии, которая все время до этого смеялась и улыбалась. Оказывается, фальшиво. — Я знаю только боль, разрывающую на части. Я не уберегла. Мы не уберегли. Я знаю только ярость, от того, что мою частичку сумели выкрасть, а я… Борь, я больше не могу. Мне так больно, и эту боль время не вылечило. Двадцать лет прошло, а время не вылечило.
В опустившейся тишине слышались лишь всхлипывания женщины, которую столько лет терзала и мучила потеря. Мне ее было жалко до слез.
— Тише, милая, тихо, — судя по раздавшимся шагам, мужчина подошел к своей супруге. — Я наведу справки о девушке, а сейчас пойдем и вместе посмотрим на нее. С кем говоришь, она пришла?